У нее были такие же мокрые глаза, как и у него.
— Ты уже говорил это, Норри.
Он рассмеялся бы, если бы ему не было так больно.
— А теперь умоляю…
У нее по щекам потекли слезы.
— Ты никогда ни о чем не умоляешь.
Неправда! Он так часто умолял ее.
— Выходи замуж за Спинтона, — приказал он с решительностью, на какую был способен, а сам направился к дверям.
— А что потом?
Господи, уйдет он отсюда или нет? На пороге Норт остановился и повернулся к Октавии. Если он сейчас не вырвется отсюда, то разревется как идиот.
— А потом никогда не приближайся ко мне даже на пушечный выстрел.
— Спасибо, что нашли время встретиться со мной. Закутанная в черную накидку, Октавия сняла шляпу с вуалью и ступила в убогую, но, к ее удивлению, очень чистенькую комнату.
В приветствии Харкера было и удивление, и любопытство. Он растянулся на синем плюшевом диване, как отдыхающий лев.
— Вы заинтриговали меня, леди Октавия. Как вам удалось сделать то, что не удается вашему любовнику?
Стиснув в руках шляпу, Октавия изобразила удивление на своем бесстрастном лице.
— Имеете в виду, как я вас нашла? Харкер кивнул:
— Он пытается меня найти уже бог знает сколько. Ваша удачливость подозрительна.
Октавия безразлично пожала плечами:
— Норт рано или поздно разыщет вас, мистер Харкер. Если уже не разыскал. — Само имя Норта отозвалось в ней свежей и острой болью. Он не наговорил бы вчера всего того, если бы не любил Октавию. Нужно было всего лишь устранить причину, почему он не хочет это признать.
Лениво поднявшись, Харкер ощерился в усмешке.
— Мы с вами все прекрасно понимаем. Если бы Шеффилд знал, где я, он бы уже был здесь. Он не позволил бы мне заигрывать со своей женщиной.
Харкер прищурился. До него наконец дошло.
— Он не посылал вас сюда, чтобы обдурить меня. Ему неизвестно, что вы здесь.
Слова прозвучали зловеще. У Октавии затряслись бы колени от ужаса, если бы не одна весьма простая причина.
— Его люди шли за мной по пятам. — По крайней мере она надеялась на это. Нужно быть полной идиоткой, чтобы припереться к Харкеру самой по себе, но ведь она не настолько лишилась разума.
Харкера, казалось, мало беспокоила неотвратимость наказания.
— Может, выпьете чего-нибудь? Выпить? Надо же какой воспитанный!
— Нет, спасибо.
— Тогда, может, сразу перейдем к делу? Чему обязан таким светским визитом?
Отлично, если он хочет перейти к делу, Октавия перейдет.
— Я хочу, чтобы вы уехали из Лондона.
Его реакция была ожидаемой. Он расхохотался.
— Нет.
Разумеется, он не согласится.
Покрутив шляпу, Октавия встала, подошла к каминной полке и стала разглядывать фарфоровых овечек, стоявших там.