Беатрис подошла, в то время как она вскрыла печать и развернула негнущуюся пергаментную бумагу.
«Мне известна ваша тайна».
Сердце замерло, а потом ухнуло вниз. Почерк был тем же самым, та же самая подпись — «Всегда Ваш». Но если все предыдущие письма носили отпечаток легкомыслия, то в этом содержалась угроза, на которую нельзя было не обратить внимания.
У нее была единственная тайна, которая касалась ее матери и прошлого. Как этот человек мог обнаружить ее? На этот вопрос не было ответа. Но еще важнее, что он собирается делать с этой информацией? Начнет ее шантажировать? Во что обойдется его молчание? Сможет ли она заплатить?
Было ли простым совпадением то, что это письмо пришло после ее встречи с Нортом? Возможно ли, что автор — один из тех, с кем она была знакома в прошлом? Один из тех, кто знал и Норта? Не хотелось верить, но это было бы логично.
А мог ли Норт быть этим самым поклонником? Даже мысль об этом казалась сплошной глупостью. Норт не способен на такое. Или способен? И какую цель он мог преследовать, отправив подобное послание?
— Миледи? — Жани сильно встревожилась. — С вами все в порядке?
Октавия откашлялась и кивнула:
— Все в порядке. Кто его принес, Жани?
— Посыльный, миледи. Какой-то парнишка.
Как всегда. Письма всегда приносили мальчишки, все время разные. Они ничего не знали про того, кто их нанимал.
— Что собираешься предпринять? — Беатрис тронула ее за руку.
— Ничего. — Октавия решила, что не поддастся. Этот ее воздыхатель никогда не войдет в число тех, кто может влиять на ее жизнь.
Да и если ей вдруг захочется что-нибудь предпринять, как она это сделает, не раскрывая подробностей своего прошлого Спинтону или кому-нибудь еще? Кому можно довериться? Никому. Даже Норту.
Пока никому.
Офисы на Боу-стрит под номерами три и четыре были непритязательными, скудно обставленными, но чистыми. Каждый дюйм резного дерева сиял от полировки. В утреннем воздухе пахло политурой, воском и лимоном. Пока ничто не могло перебить стойкий табачный дух и шлейф аромата только что сваренного кофе. Очень скоро в эту умиротворенную тишину ворвутся гам и лондонские запахи. Вонь немытых тел — этот признак дна, — станет проникать в поры, оседать на одежде, на их волосах. Но сейчас Боу-стрит еще не опустилась до уровня преступников, которых сюда свозили.
Именно поэтому Норт выбрал утренний час, чтобы прийти на место своей бывшей работы по судебной повестке, присланной ему Дунканом Ридом — главным судьей.
— Чем могу помочь, Дункан?
Сидевший за тяжелым дубовым столом, по слухам, принадлежавшим в свое время самому Генри Филдингу,