— Ничуть! — Хотя с какой стати отпираться? В глубине души она знала, что это правда. В глубине души она отплясывала джигу.
Но Беатрис была непреклонна.
— И я знаю, что это означает.
Октавия надушила запястья.
— Тогда, умоляю, скажи! Просвети меня.
Поднявшись с кровати, Беатрис настороженно, отсчитывая шаги, двинулась в ее сторону, словно охотник на оленя.
— Я прекрасно помню, какой ты была, когда дедушка забрал тебя к себе. Я знаю, как ты упорно трудилась, чтобы стать другим человеком и понравиться ему. Но ты совсем не изменилась, Октавия. Ты просто играешь свою роль и всегда ее играла.
Тихоня!
— Думай, что говоришь.
— Но это правда. Я вижу по твоим глазам.
Флакон с духами брякнул о зеркальную поверхность столика.
— О Господи! Беа, ты как собака с костью. Можешь помолчать? — Октавии вдруг захотелось побыть в тишине. Почему кузина не может замолчать?
Но Беатрис не так-то легко было сбить с толку.
— Ты дождаться не можешь мистера Шеффилда. Ты мечтаешь, что он увезет тебя туда, где вы сможете стать такими, какие вы есть на самом деле. Завтра ты снова будешь леди Октавией, но сегодня ты откинешь все притворство. И я искренне надеюсь, что вы с мистером Шеффилдом готовы ко всяким последствиям.
Беатрис начала нести явную чепуху.
— Какие последствия? Ради Бога, Беатрис! Мы едем на вечеринку, а не на оргию!
Лицо кузины пошло пятнами.
— Не говори со мной так, словно я не знаю тебя, Октавия. Меня не касается, пусть мистер Шеффилд везет тебя хоть в церковь. Но я еще никогда не встречала настолько своевольного человека. Не потому, что ты эгоистка. Просто ты — такая. Тебе годами приходилось отказываться от своего естества, и сейчас ты постараешься за одну ночь наверстать упущенное. Мне жалко Лондон.
Октавия расхохоталась:
— Тебе нужно унять свое воображение. — Хотя в словах Беатрис была доля правды. Да, действительно, Октавия рассчитывала, что в этот вечер можно побыть собой, не думая о том, во что одета и что надо говорить. Ей хотелось увидеться со старыми друзьями. С людьми, которых она знала и которые знали ее.
Она своевольна? Господи, ну конечно. Эгоизм это или нет, но она сделает то, что задумала.
Сопротивление, которое оказала Беатрис, сменилось любовью и озабоченностью. Это раздражало даже больше, чем ворчание и придирки. Милая Беа, она ведь желает только добра.
— Ты ведь будешь осторожной, да?
— Разумеется. Я же не совсем безрассудная. Беатрис это не убедило.
— Беа, со мной будет Норт. Он — лучшая защита, поверь мне.
— Вот именно мистера Норта я и боюсь больше всего.
Октавия остолбенела. Опять двадцать пять!