— Должно быть, так. У тебя слишком много забот.
Ну вот! Теперь Октавия испытала угрызения совести. Если бы она сидела молча, Беатрис наверняка поняла бы намек и тоже замолчала.
И та замолчала. Правда, ненадолго. После нескольких минут блаженной тишины Беатрис заговорила снова:
— Ты ведь собираешься завтра присутствовать на благотворительном вечере в Воксхолле.
Вздохнув, Октавия опять принялась за джем. Одно из двух: либо джем, либо она засунет булку в тарахтящий рот Беатрис.
— По правде говоря, я еще не решила. Кузина вытаращила глаза от удивления.
— Но лорд Спинтон будет там! Это будет прекрасная возможность встретиться, и мистер Шеффилд не вмешается со своим расследованием.
Октавия уложила толстый слой джема на очередную булочку.
— Что ж, это уже сам по себе достаточный повод поехать туда. — Она сунула булку в рот.
На этот раз Беатрис обратила внимание на ее тон:
— Что-то ты сегодня раздражительна. Продолжая жевать, Октавия лишь лицемерно улыбнулась.
— Что-нибудь случилось? Тебя что-нибудь раздражает?
Не могла же она сказать кузине, что ее мучает ревность. Не из-за того, что кузина провела обворожительный вечер со Спинтоном. Она ревновала к тому, что Беатрис пообщалась с представителем противоположного пола и не стала читать себе моралей по поводу распутного поведения.
— Норт хочет узнать имена покровителей матери. Он считает, что это может дать ключ к разгадке.
Беатрис кивнула так, словно все поняла. Хотя навряд ли.
— Представляю, как тяжело открыть грустные факты из своей жизни, о которых лучше забыть.
Октавия насупилась:
— Я не стыжусь ни своей матери, ни своего прошлого.
— Конечно, нет! Я ни в коем случае этого не подразумевала.
Однако тон кузины говорил другое — она подразумевала именно это. Октавия решила оставить ее слова без внимания. Если начать спорить, Беатрис поймет, что иногда Октавия завидует тому, как мать обращалась с мужчинами. Мать была очень щепетильна при выборе любовников, в какой-то момент отдавая предпочтение только одному мужчине из толпы поклонников, которые пытались добиться ее благосклонности. Любила ли она кого-нибудь из них, так и осталось загадкой, но, насколько было известно Октавии, они были добры к матери. Да, было стыдно оттого, что мужчины «поддерживали». Но зато не приходилось голодать. До сих пор она завидовала почти «нормальному» дому Норта. Тот знал своего отца, чего Октавия была лишена. И еще он безраздельно владел вниманием своей матери. Октавии тоже хотелось этого.
Нет, ей не было стыдно. Причина, по которой она ощущала стыд, заключалась в ней самой. Как можно судить собственную мать, когда она сама ведет себя со Спинтоном как продажная женщина? Он получит ее тело, а она станет графиней — супругой богатого человека. Это будет обмен товарами и услугами, а не замужество. Не настоящее замужество.