Спинтон ждал в гостиной то ли ее, то ли Беатрис. Или их обеих. Он выглядел безупречно в светло-коричневых бриджах и утреннем сюртуке темно-синего цвета. Его рыжеватые волосы были тщательно завиты, галстук повязан безукоризненно, подбородок идеально выбрит. У него никогда не торчала щетина. Борода ведь сущее варварство!
А у нее-то какой видок сегодня!
— Доброе утро, Спинтон.
Он обернулся. Приветливое выражение сменилось неудовольствием.
— Ты выглядишь как поломойка. Октавия пожала плечами:
— Я делала уборку. — Правду говорить не хотелось. Может, она все-таки стесняется своей матери.
Или, может, просто не хочется заступаться за мать перед человеком, который совершенно не знал ее и не имел права судить.
Он очень удивился:
— У тебя же есть слуги.
— Иногда мне нравится все делать самой. — Сможет он понять ее? — А тебе, Спинтон, неужели это не нравится?
Он посмотрел на Октавию так, как будто у нее выросла вторая голова.
— Ты не говорила, что любишь копаться в грязи. Что тут скажешь? Да, ей нравилось обливаться потом, нравилось, как тело пышет жаром от физических нагрузок.
— Когда мы будем заниматься любовью, ты станешь настаивать, чтобы мы Делали это в темноте и чтобы я оставалась в ночной сорочке, задрав ее до пупа, а ты будешь с головой накрываться простыней, да?
Бедный Спинтон чуть не рухнул. Он зашипел и забрызгал слюной.
— Господи, что за вопросы такие! Октавия пожала плечами:
— Очень честные.
— Это влияние Шеффилда? — Его лицо пылало. — Он бывает грубым и бесцеремонным.
— Нет, мистер Шеффилд не имеет к нашему браку никакого отношения, Фицуильям. Ты, кстати, знаешь, что приставка «фиц» имеет значение «незаконнорожденный»?
Он выглядел страшно комично в своем недоумении.
— Какое это имеет значение? Еще одно пожатие плечами.
— Никакого. Мне просто интересно. Это же фамилия, да?
— Девичья фамилия моей матери. — Он оправил сюртук. — Ты ведь знаешь.
— Ах да. Значит, кто-то в роду твоей матери был ублюдком. — Она покачала головой.
— Октавия!
Скривившись, Октавия замахала на него рукой:
— Ой, помолчи! Я не собиралась тебя оскорблять. — Или все-таки собиралась? Если нет, тогда зачем нужно было говорить такие вещи человеку, который не приемлет от леди подобных выражений?
Спинтон стоял красный и растревоженный.
— Клянусь, иногда я не узнаю тебя. «И никогда не узнаешь!»
— Не думала, что ты такой ханжа, Фицуильям. — Вот это была ложь, наверное, первая в жизни Октавии.
Он заиграл желваками.
— А я не думал, что ты можешь так говорить, Октавия.
Да уж, потрясти его ей удалось. И полностью обезоружить. Что еще ему устроить?