Не о том он, дурень, беспокоился.
Сандарский мост - дощатая лента над пропастью меж веревчатых перил - был Сысою Авдеевичу хорошо известен. На пути в черкесские земли и дальше к черноморскому берегу мост этот никак не минуешь. С двух сторон крутой обрыв. Внизу, далеко, дух захватывает, ревет и пенится река. Место скверное. Первый раз Жуков от страху на коленках переползал. Потом привык. Доски были хоть на вид хлипкие, но не то что человека - навьюченную лошадь держали.
Добредя с черкесской стороны до пропасти, Жуков вознес небесным покровителям благодарствие, через мост просеменил отважно. От несказанного облегчения востребовалось ему облегчиться еще и в телесном смысле. Как человек приличный, прямо на дороге он дела делать не стал. Отошел в сторонку, присел в кустах. Вдруг, невзначай, голову поднял - а там, над облюбованным им местом, склон лесистый. И средь листовветок что-то чернеется.
Пригляделся Сысой Авдеич - батюшки! Папаха косматая, а под нею длинное дуло горского ружья.
Подхватил порты, хотел бежать - какое там. Захрустело, затрещало в зарослях. Догнали раба божьего, по головушке стукнули, наземь повалили.
Увидел он над собою рожи страшные, черные, бородатые. Абреки, четверо. Потом еще двое спустились. Один нарядный, с острой бородкой, с крюкастым носом. Другой жирный, кривошеий, с бабьей мордой.
Заговорили лихие люди меж собой по-черкесски. Наречие это Сысою Авдеевичу было известно, по коммерческой необходимости.
Носатый у них, видно, был главный.
- Что ждете? - сказал он. - Этот русский видал нас. Предупредит.
Над головой окоченевшего Жукова сверкнул преогромный кинжал. Вместо того, чтоб прочесть отходную, Сысой Авдеич зажмурился и не своим голосом взвизгнул.
- Погоди, Байзет, - раздалось откуда-то издалека, будто со дна морского. - А ну поднимите его.
Грубые руки взяли погибающего под мышки, поставили на ноги.
Главный душегуб впился в него злющими черными глазами, будто заколдовать хотел.
- Кто таков? - спросил по-нашему.
- Сысой Великий, Сысой Печерский, - бормотал Жуков, ничего не понимая.
- Ты что за человек, Сысой? - Откуда-то колдун прознал, как зовут раба божьего. - А, сам вижу. Ты человек, который помирать не хочет.
И засмеялся.
Жирный - он стоял сбоку - молвил на лезгинском (этот язык Сысой Авдеич тоже понимал, доводилось бывать в тех краях):
- Великий у тебя ум, Эмархан. Я догадался, чего ты хочешь!
Четверо остальных лезгинского, похоже, не знали. Они стали спрашивать начальника на черкесском, почему он не дает зарезать русского.
- Тот, кого мы ждем, хитер и осторожен, - ответил им Эмархан. - Мимо места, удобного для засады, наверняка промчит вскачь. Трудно будет целиться. Если промажем или только раним, плохо. Стреляет он, как шайтан.