Луиза всплеснула руками:
– Ну конечно! Боже мой, скажи, ты нарочно приберегала его для самого торжественного вечера, да?
– Давай будем считать, что так, но не переживай, хорошо? – Обняв подругу за плечи, Бланш зашептала ей на ухо: – Пусть это будет сюрприз, договорились? Не проболтайся, особенно этим языкастым девчонкам. Хватит уже им злословить про меня…
– Давно пора, – обрадовалась Луиза. – Наденешь его, да? Обещаешь? И рубиновое колье своей матери – оно должно чудесным образом подходить к этому платью? – вспомнила она.
Бланш сникла.
– Увы… Колье больше нет у меня. В Италии, когда с деньгами было совсем плохо, мы продали почти все драгоценности. От матери у меня осталось на память только вот это колечко – простенькое серебряное, которое она подарила мне на мой последний день рождения перед своей смертью.
Луиза нежно взяла подругу за руку, чтобы рассмотреть кольцо.
– Точно, я помню его. Но как же… Что, больше совсем ничего?
Бланш печально покачала головой.
– И только, пожалуйста, не предлагай мне украшений. Ты же знаешь, я все равно не возьму. Даже поносить. Думаю, это платье достаточно оттенит мою красоту, – решительно тряхнув головой, Бланш прогнала с лица выражение горечи и снова лукаво улыбнулась, – не так ли?
* * *
Весь Грэммхерст-холл и парк сияли огнями. На этот бал съехались лондонские друзья семьи Грэмм-херст и Бернсов, родственники жениха и невесты, соседи по графству и все светское общество ближайшего городка… Из М. – деревеньки рядом с Грэммхерст-холлом – прибежала детвора, чтобы полюбоваться фейерверком. Их, конечно, не пустили дальше ограды, но детям хватало и того, что они видели издалека.
Огромный парк Грэммхерст-холла едва вмещал все это количество гостей. На деревьях горели китайские фонарики, по узеньким аллейкам и тропинкам сновали официанты с напитками и мороженым, на главной лужайке играл оркестр, специально приглашенный из столицы.
Главная героиня бала была неотразима. В полупрозрачном голубом – под цвет глаз – платье, с тугими локонами пшеничного оттенка она напоминала фею. Бланш же произвела настоящий фурор. Отказавшись наконец от своего неприметного наряда, в алом шелковом платье и с короной из тяжелых темных кос девушка притягивала к себе взгляды многих… даже слишком многих, пожалуй. В этот последний вечер в Грэммхерст-холле – а Бланш твердо решила, что он будет последним (присутствия на помолвке она не выдержит наверняка) – ее итальянская красота вырвалась из искусственно созданных рамок, старательно поддерживаемых всю минувшую неделю, и поразила не только Дика Уолтера, который, как зачарованный, не сводил с Бланш горящих глаз.