Из кулака молодой женщины торчало обсидиановое лезвие.
— Кьюба?
Хью подтянулся повыше. Вода пыталась помешать ему.
Она все так же полусидела там — горгулья в стременах. Он не мог разглядеть ее лицо. Какую маску она носила? Которая Кьюба была сейчас перед ним? Солнце опрометью носилось вкруг него. Злобно шипела вода.
Его жумар стукнулся о скалу. Он попытался нашарить зацепку, но не нашел. Гладкая скала, его ноги, весившие уже не менее пятисот футов, и вода, пытавшаяся утопить его. Он дернул рукой, чтобы освободить жумар.
Она прикоснулась лезвием к веревке.
Он протянул руку, чтобы схватиться за ее стремя, но вода оттолкнула его. Еще несколько дюймов — вот что ему требовалось. Несколько секунд. Если бы только он мог нормально дышать.
Она что-то прошептала. Он не расслышал. Все заглушали вздохи воды.
— Что ты хочешь, Кьюба?
Она снова зашептала — спокойно, терпеливо. Она, судя по всему, ждала ответа. Но он опять не услышал ее.
— Что?
Она нагнулась к нему так низко, что голова оказалась у нее между коленями. Он смотрел ей в глаза, и все же правда продолжала ускользать от него.
— Кьюба?
И тогда он увидел, что она хотела показать ему. Перед ним была не Кьюба. Ее опять позаимствовали — наверно, в последний раз.
«Чушь собачья!»
Он рванулся навстречу сбегавшей сверху воде. Она не пошевелилась. Хью напрягал все силы, всматриваясь прищуренными глазами сквозь густые брызги.
Перед ним были глаза Кьюбы, такие же, как и прежде, зеленые, словно маслины. И все же в них виднелось что-то еще. Не безумие. Мерцание, а не блеск.
Вода растеклась по его лицу. Он вытянул шею. Выиграл таким образом дюйм. Вода расступилась. И он увидел то, что она хотела ему показать.
Изменились не сами ее глаза, а скорее отражение солнца в них. Они ярко светились, но не тем золотым светом, к которому он был сейчас обращен спиной. Искры были белыми, а не золотыми. Он еще сильнее — насколько мог — вытянул шею… и у него отвисла челюсть.
Он узнал эти крошечные солнца, что светились в ее зеленых глазах. Это было отражение иного солнца в ином небе. Оно не имело отношения к этому утру. Это была та круглая белая звезда, которая жгла его, когда он выходил из барханной пустыни.
Он все глубже всматривался в глаза Кьюбы. Они были линзой, сквозь которую он видел ее душу. Но не душу Кьюбы. В этот миг он все понял. Перед ним было последнее, что она увидела в своей жизни, — безжалостное солнце пустыни.
— Энни? — прошептал он.
— Хайати, — так же тихо отозвалась она.
Хью почувствовал, что не в состоянии больше выносить холод воды. Моя жизнь.