Окруженный этой публикой, паша выпивает бутылку раки, съедает немного сухого винограда и миндаля и выкуривает несколько трубок. При наступлении обеденного часа его превосходительство встает с дивана и идет впереди всей этой голодной фаланги гостей в столовую. Счастливцы, удостоенные чести разделить с ним его обед, громко выражают ему свою благодарность и при каждом глотке не преминут сделать глубокий поклон. Паша, видя, что его присутствие стесняет хороший аппетит его гостей, принимается поощрять их своим могучим голосом. С этой целью он при появлении каждого нового блюда громко и звучно приглашает их есть, восклицая: „Байурун, байурун“, что означает: „Ешьте, друзья мои, ешьте“.
По окончании обеда паша и его друзья снова возвращаются в первую комнату и занимают те же места, что и перед обедом; затем наступает очередь кофе и трубок, а также возобновляется и разговор об общественных и политических сплетнях. Иногда играют в карты; но больше в трик-трак, так как константинопольский аристократ предпочитает эту игру всякой другой. Паша и его гости проводят таким образом все вечера, нисколько не заботясь о том, что делают их жены в гареме. Они же в свою очередь стараются забавляться как могут: собирают своих подруг и всех соседних сплетниц и с ними хохочут, играют в разные игры, а иногда занимаются музыкой, играя на небольших барабанах, или теф».
Описание «классического» турецкого обеда после ежедневного поста в месяц Рамазан приводит в своей книге Теофиль Готье:
«Близились сумерки, последние оранжевые отсветы погасли на краю неба, и долгожданный пушечный выстрел радостно прогремел над Константинополем: пост кончился. Появились слуги, неся трубки, воду и кое-какие сладости — эта легкая закуска означала, что правоверным можно принимать пищу.
Через некоторое время они поставили подле дивана большой медный поднос, тщательно начищенный и сверкавший, словно золотой щит: на нем были расставлены разнообразные кушанья в фарфоровых мисках. Такие подносы на низкой ножке заменяют в Турции столы, за ними могут разместиться три-четыре человека. Столовое, как и нательное белье, — роскошь, неведомая на Востоке. Едят здесь без скатерти, зато вам дают, чтобы вытирать руки, маленькие квадратики муслина, вытканные золотом и очень похожие на чайные салфетки, которые подают у нас на английских вечерах; надо сказать, что это предмет отнюдь не лишний, ибо за восточным столом пищу берут вилкой праотца Адама. Гостеприимный хозяин, видя мое замешательство, велел было принести, как выразился Кастиль-Блаз, „чтоб угощенье брать, серебряную ложку“, однако, поблагодарив его, я отказался, желая во всем придерживаться турецких обычаев.