.
Получалось, что она очень неглупа, Алина Шахова. Вначале она представлялась Алексею отвратительной фигляркой, какой-то карикатурой, и вот на тебе.
– Другим девушкам хочется казаться инфернальными. А тебе? – спросил он уже не для дела, а потому что действительно захотелось понять.
– А мне не хочется. Я на самом деле инфернальная. Потому что у меня здесь inferno, – показала она себе на грудь. И опять без позерства, просто констатировала непреложный факт.
Романов подумал: обреченная – вот самое правильное слово. Совсем одна, ни на что не надеющаяся, падающая в бездну.
Он смотрел на тонкое личико больной барышни, на ее вызывающий наряд и чувствовал острую жалость. Вспомнил старую фотографию Алины: комнатный цветок, доверчивая девочка, не ожидающая от жизни никакого коварства. Но несколько ударов судьбы, пришедшихся на самый ломкий, незащищенный возраст – и цветок сломан. Врач говорит: неизлечима. Взгляд говорит: обречена.
Неужели нет никакой надежды?
– Я пойду… – Она поежилась. – Холодно.
– Постойте! Ваш ридикюль!
Обращение на «вы» у него выскочило само собой – вероятно, оттого что внутренне он перестал быть Армагеддоном и снова превратился в Алексея Романова, который ни за что не позволил бы себе фамильярничать с едва знакомой барышней.
Их пальцы соприкоснулись. Ее рука была ледяной, и Алеша, не удержавшись, сжал ее своей горячей – чтобы хоть немного согреть, ни для чего иного.
Алина ответила слабым пожатием – будто больная синичка вцепилась лапкой. И высвободиться не пыталась. Свободной рукой она сняла свою нелепую шляпу, тряхнула головой, рассыпав по плечам волосы. В них сверкнули мелкие капельки ночной росы, в неестественном свете фонаря лицо барышни казалось белым, несоразмерно большие черные глаза сияли, и вся она вдруг предстала перед прапорщиком не жалкой синицей, а прекрасной и экзотической Жар-Птицей, по случайности залетевшей из сказки в мир людей, и держался Алеша ни за какую не за лапку, а за пылающее перо…
До чего заразителен морок! Какие фокусы выделывает с воображением туманная петроградская ночь!
– Благодарю вас, – церемонно произнесла Алина. И лукаво улыбнулась. – Удивительно. Вот уж не думала, что переход с «ты» на «вы» так сближает.
– Честно говоря, я не привык на «ты». Фальшиво как-то звучит, когда толком не знаешь человека… Меня вообще-то не Армагеддон зовут. Алексей.
Она опять улыбнулась, ласково.
– Значит, Алеша. Вы такой ясный, светлый. Даже глазам больно. Знаете, я давно никому не верю. А вам бы поверила. – И приподнялась на цыпочки, коснулась холодными губами его щеки. Отступила. – До свидания, Алеша.