За это поэт позволял спутникам развлекать себя разговором. Мим, правда, больше помалкивал, зато Люба стрекотала почти без остановки. Селен любил, когда рассказывали, какое впечатление произвело на публику его выступление. С интересом выслушивал и клубные сплетни.
– Нет, нет и нет, – сказал он, дав Любе поговорить с минуту. – Клуб портится на глазах. Я посылаю в зал грозовые разряды, но не чувствую рэзонанса. Молнии уходят в землю, как через громоотвод! К нам стало ходить слишком много всякого планктона. Чего стоят сегодняшние мещанские пляски? Я велю Мефистофелю больше не пускать этого пошлого тапера из Костромы!
– Он только в начале поиграл немного, а потом всё я, – заступилась за новенького честная Люба. – Смотрю, всем нравится… Я когда по музыкальной эксцентрике служила, много всяких мелодий разучила. Но если вам не нравится, я больше не буду. И Арику скажу.
– Желтоблузник пошел провожать Алину, или мне это показалось? – высокомерно спросил поэт. – Что ты вообще знаешь об этом субъекте? Наверняка ведь что-нибудь разузнала.
Хотела ему Люба ответить, но тут из ближнего переулка раздался лихой разбойничий свист. Из-за угла высунулась голова в низко сдвинутой шапке. Спряталась обратно.
Мим быстро огляделся, будто зверь, уловивший запах опасности. Вокруг не было ни души. Нимб газа трепетал вокруг столба.
– Ну что ты встал? – капризно сказал Селен. – У меня отсырели воротнички! Найдут мне, наконец, экипаж или нет?…Неприятный тип этот Армагеддон. Глазами так и стреляет. Чем он мог заинтересовать Алину? Я всегда полагал, что у нее есть вкус.
– У него улыбка хорошая. А еще я заметила…
Что именно заметила Люба в новичке, так и осталось неизвестным.
Из зыбкого воздуха, из мутной темноты выкатилась приземистая, неестественно широкая, почти квадратная, фигура. Свет от фонаря упал на жуткую харю, сверкнувшую железным зубом в ощеренной пасти.
– Честная публика, сердешно извиняемся, гоп-стоп. Котлы, лопатнички пожалуйте. И одёжку скидавайте. Ночка теплая, летняя. Не змерзнете…
Квадратный был в картузе, русской рубахе под засаленным пиджаком, над голенищами сапог пузырились вислые штаны.
Он сделал рукой широкий, издевательский жест, как бы приглашая дорогих гостей. Повернул кисть, из нее с пружинным лязгом выскочило страшное заостренное лезвие.
Сзади раздался шорох.
Откуда ни возьмись явились еще два молодца: усатый да небритый. Эти не улыбались, но свое бандитское дело знали. Первый со спины обхватил Селена за горло. Второй точно таким же манером взял в зажим Аспида.
– Тихо, дамочка. Закричишь – нос отчикаю, – предупредил железнозубый Любу. – В сумочке у тебя чего? Дай сюда.