Романов покосился на соседей – не слышат ли. Кажется, услышали…
– Пьеро влюблен, Пьеро влюбился! – продекламировал Мальдорор.
– Что за чушь! – шепотом обругал Любу прапорщик.
– Не чушь. Такие, как ты, всегда влюбляются в таких, как она, – все так же печально, но уже тише сказала танцовщица.
– «Такие, как я»? Провинциалы в стильных столичных барышень?
– Нет. Сильные в слабых. Вам мерещится, что вы их спасете. А им, может, спасаться и не хочется. Это во-первых.
– А во-вторых?
Из-под насмешливо изогнутых бровей Арлекина на него смотрели совсем невеселые, полные сострадания глаза.
– А во-вторых, вас самих спасать надо. Но женщину, которая может это сделать, вы ни за что не полюбите…
Ужасно милая, подумал Алексей. Однако следовало держать марку. Мальдорор с любопытством вслушивался в тихий разговор и всё язвительней ухмылялся.
– Тебе не в кабаре выступать, а лекции читать в университете. По психологии, – засмеялся Романов.
Но она не обиделась, а тоже улыбнулась. И встала.
– Мне пора. Надо еще намалевать рот до ушей.
Едва Люба ушла, снаружи донеслась заливистая трель свистка. Это был условный сигнал.
Никому не показалось странным, что после ночного инцидента перед клубом учрежден полицейский пост. Усатый городовой при кобуре и с «селедкой» на боку важно прохаживался по тротуару, пуча глаза на диковинных посетителей ночного заведения. Служивый заметно прихрамывал, но и это было неудивительно: в полицейских частях недавно прошла мобилизация на фронт, не тронули лишь пожилых и ограниченно годных. Очень уж Козловскому хотелось быть поближе к месту событий, а то со своей негнущейся ногой он вечно поспевал лишь к шапочному разбору…
План был таков.
Как только появится Шахова, негласно сопровождаемая филерами из службы наружного наблюдения, двое парней Саранцева, что дежурят на той стороне улицы, затевают ссору. Городовой, естественно, свистит, призывая скандалистов к порядку. Это знак для Романова: встречай гостью. Нужно проследить, не встретится ли с кем-нибудь Шахова в вестибюле или коридоре…
– Вы? – обрадованно сказал Алексей, подгадав оказаться у дверей, как раз когда Алина здоровалась с Мефистофелем. – Хотел подышать воздухом, но теперь, пожалуй, останусь.
Барышня выглядела гораздо хуже, чем вчера ночью. Болезненно бледна, под глазами круги, да еще эти губы, выкрашенные в цвет сирени… Нет, не выкрашенные, понял Алексей, приблизившись.
– Не смотрите, – попросила она. – Я знаю, что похожа на труп.
– Как вы можете это говорить!
– Слава богу! – воскликнула она, потому что вновь погас свет. – Не правда ли, я сразу похорошела? Дайте руку.