Всё это напоминает тягостный, вязкий сон. Слабый свет, вокруг чернота. Зыбкие слова, падающие в никуда. Ускользающий взгляд. Блеск черного лака, в котором отражаются огоньки. Бессмысленный белый фон с нелепыми, грубо намалеванными цветами.
Болезненное состояние Шаховой было заразно. Прапорщик чувствовал себя как в дурном сне. Бежишь по тяжелому песку, а с места не движешься. Разговор глухого со слепым! И это чертово освещение! А еще иррациональное чувство, будто кто-то пялится на тебя из пустоты.
Он механически покосился вправо и скривился.
Это лакированный череп, стоящий на пианино, таращился на прапорщика своими черными дырьями да скалил зубы, словно издевался.
А дальше случилось то, что может произойти только в кошмаре.
С оглушительным, ужасающим треском череп вдруг полетел – нет, ринулся на Романова. Ударил обомлевшего прапорщика крутым лбом в переносицу. Это было больно и очень страшно. Не устояв на ногах, Алексей рухнул на пол – аккурат на лежащую колонну, то есть туда, куда уже имел неудовольствие падать несколько минут назад.
Грохнуло еще раз. Или, возможно, это было эхо.
В ушах у Романова звенело, из носа текла кровь, ресницы сами собой ошеломленно хлопали.
Что за фантасмагория?
В кабаре кричали и визжали. Верхняя часть ширмы за пианино почему-то покачивалась. Резко пахло порохом.
Первая мысль у Алексея была дикая: декадентствующая девица уволокла-таки ряженого эпатиста в свой кривозеркальный мир, где возможны любые химеры.
Череп, боднувший молодого человека в голову, валялся здесь же, на полу, щерил свои белые зубы. Агрессивности больше не проявлял. Романов схватил зловещую штуковину в руки, повертел. Увидел, что на затылке лак растрескан, там зияет дырка.
И туман в мозгу, следствие контузии и потрясения, рассеялся.
Кто-то выстрелил в череп с той стороны ширмы. Деревянный кругляш, сбитый пулей, угодил Алеше в голову. Отсюда и грохот, и запах пороха.
Но зачем кому-то понадобилось палить в череп?
И потом, выстрелов, кажется, было два?
Прапорщик окончательно пришел в себя. Встряхнулся, как вылезшая из воды собака. Огляделся.
Алина Шахова лежала на полу, выпростав из задравшегося рукава болезненно худую руку. Лицо закрывала шляпа.
Не поднимаясь, прямо на четвереньках, Романов подполз и боязливо сдернул ее.
На него смотрели открытые неподвижные глаза. Лиловые губы были раздвинуты в полуулыбке. На виске вздулся и лопнул багряный пузырь.