— Ты рассказала ему все? — осторожно спросила Тиш. — Ты рассказала ему, в каком состоянии сейчас находится Том, что он говорит и делает?
„Не все, — ответила я самой себе. — Ничего о дикой естественной жизни, экстазе, жертвоприношении и танцах в обнаженном виде. Ничего о стрелах, выпущенных в окровавленных поросят, ничего о воде, которая горит и убивает. Нет, Тиш. Не все".
— Я рассказала ему о Томе, — вслух произнесла я. — Врач сказал, что это очень тяжело для ребенка, который уже однажды был оторван от какой бы то ни было стабильности, тяжело видеть… поведение, отклоняющееся от нормы, — кажется, такой термин он использовал, — видеть это в том человеке, которому она наконец-то научилась доверять. Самое важное теперь — стабильность и поной. Фрик допускает, что Хилари не стоит находиться в обществе Тома. Он заявил, что это будет фактически катастрофой. Это его слова.
— Ну что ж, он врач, — с сомнением произнесла Тиш. — Но все же я не думаю, что Том ненормальный. И ничто не может убедить меня, что он опасен.
— Тиш, но Том был в тюрьме, — возразила я. — Он выступает по телевидению как помешанный. Он почти сбил с ног Френсиса Милликэна.
„Но я видела, как горела вода, я видела", — крутилось в моем мозгу.
— Сбить с ног Френсиса Милликэна означает быть сумасшедшим? — усмехнулась Тиш. — Послушай, я знаю, что Том поступает как ненормальный человек, но я не считаю, что он таков на самом деле. Я знаю, как ты и Хилари относились к нему до недавнего времени. И я вижу, как относитесь теперь… О'кей. Я закончила. Я уже за дверью. Но, Энди, если Чарли и я можем помочь…
— Знаю. — Я почувствовала, как комок подступает к горлу. — Я люблю тебя, Тиш.
Подойдя к подруге, я крепко обняла ее, она ответила тем же, а затем вышла, захлопнув дверь в пылающий день.
Я пошла в комнату Хил. Девочка спала на смятой постели, телевизор тихо и бездумно повизгивал, тетрадь лежала раскрытой на покрывале рядом с Хилари. В тусклом зеленом свете девочка выглядела очень хрупкой, худенькой, похожей на призрак, мне показалось, что в ней есть что-то потустороннее, что-то, что вскоре растает и исчезнет. Откуда-то в моем сознании всплыли слова: „Анна Франк".[101] Я внезапно оледенела. Я потянулась к руке дочери, чтобы прикоснуться, разбудить, но затем сдержалась. Ее дыхание было глубоким и ровным, грудная клетка спокойно поднималась и опускалась. Я посмотрела на тетрадь; страницы были испещрены сжатым мелким почерком Хилари, и я не могла прочесть написанное. Толстая тетрадь уже заканчивалась. Я тихо перевернула ее, чтобы взглянуть на обложку тетради. Промелькнуло много страниц, исписанных убористым почерком. На обложке Хилари наклонными изысканными строчками в довольно удачной попытке каллиграфии черным фломастером вывела: „Истинная история Тома Дэбни".