— Все сразу не расскажешь.
— Про Кузьку рассказала. Нашла время.
Не задумываясь, Ася объяснила:
— Про Кузьку? К слову пришлось, вот и рассказала. А еще потому, что он сам везде лезет, в каждое слово. Где его даже совсем не надо. И про него забудь. Он нам совсем не нужен.
Вот в этом Ася оказалась неправа. Как раз Кузька и понадобился. Он и беда, он и выручка. Он, и никто больше. В этом Сеня убедился, и очень скоро, на другой же день после встречи с первопроходцами Харитоновыми.
Воодушевленный встречей с «оч хорошими мальчиками» и твердой их верой в свои силы, он понял, что настало и его время действовать. Все может быть хорошо только в том случае, если не сидеть сложа руки. Ничто хорошее само не приходит. Сама приходит только беда.
С таким настроением на другой день Сеня отправился в свое музыкальное училище. Секретарши не оказалось на месте, и он постучал в дверь директорского кабинета.
Директор что-то писал, и у него был такой величественный и вместе с тем озабоченный вид, будто он сочинял план генерального наступления. На Сеню он не посмотрел, а только вздернул плечи, высоко подбитые ватой, и тонким флейтовым голосом отрывисто приказал:
— Садись.
Голос вполне соответствовал его мелкому бледному лицу и незначительной фигуре. Вокруг глубоко сидящих глаз у него было много мелких морщинок, что придавало томность его взгляду. До директорства он играл в оркестре филармонии на контрабасе и считался хорошим музыкантом. Как и все неумные люди, был упрям и сварлив, а попав на столь высокий пост, сделался еще и подозрителен.
Сам-то он отлично понимал, что в руководящее кресло он свалился случайно, и очень огорчался, зная, что и другие об этом догадываются. Для солидности он носил военную форму, которая делала его похожим на вахтера. Любил подписывать приказы и обожал пышные массовые мероприятия. Ударные инструменты считал главными в оркестре. От военной службы освобожден по причине эпилепсии.
Поставив точку, он еще долго, словно прощаясь, томно смотрел на нее и только потом обратил внимание на своего посетителя.
— Что? — вдруг отрывисто воскликнул он, вскидывая ватные плечи.
Сеня промолчал. Он знал эту привычку директора ошеломлять собеседника каким-нибудь бессмысленным вопросом. Не знакомые с этой привычкой обычно терялись и забывали, зачем пришли.
— Что? — повторил. — Значит, воскрес?
— Воскрес.
— Совсем, говоришь, воскрес? Неплохо для начала, неплохо.
Наступила тишина. Сеня собирался с мыслями, директор, наверное, тоже.
— Неплохо, — повторил директор и после нового продолжительного молчания, наконец, спросил: — Так какие у тебя, говоришь, планы?