— И напрасно ты веселишься, — проговорила жена так высокомерно и удрученно, как будто двойку за поведение выставила. Выставила и, подняв голову, вышла из класса. То есть из кабинета.
Двойка за поведение — ниже падать некуда. У Бакшина было такое бодрое ощущение, словно его уже на целую неделю изгнали из школы, и он теперь сам себе хозяин, и ни перед кем не надо отчитываться за свои поступки. И хорошо бы уехать, не встретившись с сыном. Это не боязнь. Это желание оттянуть разговор совершенно бесполезный. Бакшин считал новое назначение большой честью для Степана и отличной школой. Нечего ему околачиваться дома. Мужику за тридцать перевалило, а он все еще около матери-отца околачивается. Жениться и не думает, пробавляется какими-то случайными связями. Нечистое это дело, развращающее душу. Старый холостяк — что-то в этом подозрительное. Неполноценность какая-то.
Когда Степану предложили новую стройку, за которую любой инженер ухватился бы двумя руками, он ничем не показал своего удовольствия, не согласился и не отказался, а только обещал подумать. Ну что же, вполне естественно, подумать надо. Бакшин ждал, что сын придет к нему посоветоваться и они вдвоем все обдумают. Нет, не пришел. И ответа не дал.
А решать надо срочно. Дело не ждет. Начальник Сосногорского строительства заболел, и надолго. Фактически стройка осталась без крепкой хозяйской руки.
Едва Бакшин пристроился на старом диване, как всегда, перед обедом вздремнуть, пришел Степан и сразу приступил к делу. Он никогда не тратил времени на всякие предварительные и совершенно не относящиеся к делу разговоры. Качество очень ценное с точки зрения Бакшина-старшего, но сейчас он предпочел бы отвести разговор от главного.
— Я только что из главка, — сообщил Степан. — Уж готов проект решения.
— Я все знаю, — ответил Бакшин и зевнул.
— Надо бы все-таки и меня спросить.
— Тебя спрашивали, ты сказал, что подумаешь. Сколько же можно думать? Ломаться, набивать себе цену. Не хочешь — так прямо и заяви…
— Ты им тоже это сказал?
— Я сказал то, что считал необходимым сказать, — жестко ответил Бакшин. — Мое мнение ты знаешь. И я его высказал и готов повторить: дело тебе предлагают настоящее, и раздумывать тут не о чем. — Он закрыл глаза, считая разговор оконченным.
Но Степан не собирался уходить. Он даже сел в ногах, на диванный валик.
— У меня могут быть другие планы.
Открыв глаза, Бакшин спустил ноги на пол.
— Дай-ка папиросы, там, на столе.
Закурили. Степан снова пристроился на диванном валике.
— Какие же у тебя другие планы, если не секрет? И вообще, как ты собираешься дальше жить? — спросил Бакшин с видимым равнодушием.