Должность в музее налагала на него множество обязанностей, и времени на собственные занятия оставалось мало. Ему не хотелось быть неблагодарным, он всегда помнил, чем обязан музею, который давал ему большую свободу и предоставлял возможность вести самостоятельную научную работу. Но он был нетерпелив, и к тому же Америка по-прежнему манила. Предложения и приглашения пришли и от немецких университетов, подумывал он и о Христиании. Туда он был приглашен на должность препаратора. Наконец он изложил свои планы университету в Америке: от должности в Бергене он сможет освободиться не раньше, как через два-три месяца, затем поедет на два-три месяца в Христианию или в Германию. Могут ли они столько ждать?
Об Америке отцу он из осторожности ничего не писал, но на всякий случай решил разузнать через него об условиях работы в Христиании. Отец был счастлив:
«Христиания, 16.3.1885 Дорогой мой Фритьоф! Твое письмо от 11 марта не было для меня неожиданным, я нахожу твои раздумья, мысли, сомнения и решения совершенно естественными. У меня было много опасений, так как, приняв эту должность, ты будешь изолирован и обязанности, которые она на тебя налагает, будут мешать твоей научной работе. Поэтому я полностью одобряю твое решение. Освобождайся как можно скорее от твоей работы и приезжай сюда, и вдвоем мы все обдумаем. Хорошо бы тебе получить стипендию, так как я все свои доходы делю с Акселем, который ведет теперь большую часть дел в конторе.
У меня ты получишь комнату для занятий, одежду ты получишь, так же как и Александр, так что на жизнь здесь тебе не придется зарабатывать. Тебе лишь остается заканчивать научный труд, заниматься, может быть, учить языки.
В одном только я с тобой не согласен. По-моему, ты недооцениваешь ту пользу, которую ты получил от тех, с кем вместе работал. Возможно, теперь они и эксплуатируют тебя, но поначалу тебе было за что благодарить их. И мне очень бы хотелось, чтобы и ты сам в душе чувствовал признательность за это и высказал им ее. В начале твоей работы ты ведь смотрел на старших как на авторитеты и не считал себя умнее всех. Я также не одобряю твоего желания принять американское предложение.
Твой любящий отец Б. Ф. Нансен».
Пришло еще одно длинное письмо. У отца был долгий разговор о будущем сына с профессором Робертом Коллетом, у последнего нет веры в постоянство Фритьофа; Фритьофу пришлось набраться терпения и снова пуститься в объяснения.
«Мне было больно видеть,— писал Фритьоф отцу,— что ты неправильно меня понял, и моя непреклонная гордость, наследственная черта рода Нансенов, которой, увы, обладаю и я, должен признать это, претерпела чувствительный удар.