«И на что он только намекает?» — подумал Фритьоф. «До меня дошли слухи, что вы собираетесь покинуть музей». Фритьоф покраснел.
«Послушайте, дорогой друг, мне кажется, вы не должны этого делать. Нет, не прерывайте меня, я хочу вам кое-что сказать. Вам лучше заниматься здесь, у нас, чем в Христиании. Попросите только отпуск на год, ничто не мешает вам получить его. Тогда вы сможете сами распоряжаться своим временем. Вам надо все устроить так, чтобы большую часть вашего заработка употребить на поездку. Что же касается музея, то вы сами понимаете, что не может все годами идти по-старому. Ручаюсь, что у вас будет должность. Под вашим началом будет молодой человек, которому достанутся все тернии, а вы сами устроите все по своему желанию».
Что можно было ответить на такое предложение? Фритьоф безмолвствовал. Ему так великодушно пошли навстречу! И как раз в нужный момент!
«Разве это не странно? — писал он в тот же вечер отцу.— Если есть человек, который верит в своего гения судьбы, то этот человек, я. Так часто именно в критический момент моей жизни наступают такие странные случаи, которые указывают мне путь. Вот и сегодня так... Я рассчитал, что на свои сбережения и остаток жалованья я сумею прожить, и, надо сказать, предложение было соблазнительным».
Это было его последнее письмо домой. На него он не получил ответа. Через несколько дней пришла телеграмма о том, что у отца опять был удар. Фритьоф сразу же выехал, но опоздал. Он тяжело переживал это. Он понимал, конечно, что когда-нибудь это должно было случиться — отец был таким усталым, подавленным,— и все-таки не мог примириться. Было горько, что так и не повидал отца перед смертью.
С тяжелым сердцем вернулся он в Берген. Пробовал сосредоточиться на работе, но не мог. Теперь он сам себе голова и может делать что хочет, не давая никому отчета. Но радости от этого не было. Он чувствовал себя одиноким. Никто не заменит ему отца.
Предложение доктора Даниэльсена поехать за границу было спасением. И теперь он знал, чего хочет. Изучая нервную систему низших животных, он узнал о новом методе Гольджи — методе окраски нервных волокон. И решил им овладеть. Весной 1886 года Фритьоф отправился в Италию.
Сначала он занимался у профессора Гольджи[64] и доктора Фузари в Павии и основательно освоил новый метод окраски. Затем он выехал в Неаполь, где немецкий биолог Антон Дорн[65] претворил в жизнь свою замечательную мысль о создании биологической станции. Фритьоф мог работать здесь с аквариумом. Он был в восторге. Это не шло ни в какое сравнение с мертвыми музеями и пробами, заспиртованными в банках. Несколько ступенек вниз из жаркого солнечного города — и вот уже ты на дне моря, в непосредственном контакте с животным миром морских глубин: великолепными коралловыми рифами, морскими анемонами с их жгучими щупальцами, крабами и омарами необычайных размеров и окраски, улитками, раками-отшельниками, безобразными каракатицами и рыбами всех цветов радуги. В бассейне с песчаным дном и скалами можно было наблюдать жизнь различных видов и их борьбу за существование.