— Нет, — повторил Будда. — Не оружие. Супероружие.
* * *
Тварь, лишь едва-едва напоминающая крысу, задрала морду. Ей отчаянно не хватало роста, чтобы уловить запахи, которые нес ветер. От лесной подстилки поднимались собственные ароматы, трава и палые ветки сдерживали движение воздуха, и Тварь не могла услышать свежих запахов. А совсем поблизости происходило нечто заслуживающее внимания! Тварь ощущала слабый намек на разлитую кровь, на трепет умирающей плоти, сытной и теплой — необходимой. После трансформации обновленное тело нуждалось в пище, и Тварь, судорожно распахивая узкие крысиные ноздри, кралась навстречу слабым эманациям, рассеянным в сыром и прохладном ночном воздухе. Она то и дело замирала, дрожа и едва не подпрыгивая от возбуждения. Потом направление определилось, Тварь потрусила к цели увереннее. Она научилась держать равновесие, овладела измененным телом. Человеку потребовалось бы выполнить множество пробных прыжков и разворотов, чтобы убедиться: он может то и это. Тварь в подобном не нуждалась, ее бока и конечности пронизывали тончайшие ниточки нервных окончаний, которые обладали поразительной, невероятной чувствительностью.
Тварь контролировала собственное тело с точностью, совершенно невозможной для земного млекопитающего, появившегося на свет в результате естественной эволюции. Крошечный комок плоти, который овладел крысиным телом в подвале, стремительно рос, ответственные за размножение клетки и сейчас бурно делились, но Твари уже не хватало строительного материала, чтобы должным образом оборудовать свою нынешнюю плоть.
Будь она обычным животным, ее ощущения следовало бы назвать голодом, но Тварь не чувствовала голода — она знала, что ей требуется органика для дальнейшей деятельности по исполнению программы.
Запах теплой умирающей органики сделался сильнее, вот уже исчезла необходимость в верхнем чутье — шла к добыче кратчайшим путем.
На поляне молодой слепой пес терзал тушку какого-то зверька. Мутант был совсем небольшой, он едва вышел из щенячьего возраста, теперь при дележке добычи ему не доставались мягкие куски, положенные детенышу, он стал считаться самостоятельным самцом и был обязан добывать себе пищу — либо довольствоваться обглоданными костями после того, как насытятся старшие члены стаи, вожаки и их подруги. Сейчас подростку повезло — он сумел выследить и загрызть тушкана, невесть откуда забредшего в лес. Тушкан тоже давно голодал, он был тощим, кожа да кости, но слепой пес радовался и этой добыче, торопливо рвал на куски и заглатывал, почти не жуя, жесткие сухожилия вместе с огрызками шкуры. Песик давился, хрипел, но жрал, жрал и жрал — боялся, что кто-нибудь из старших отыщет его и отберет жалкую добычу.