– Я тоже двух родителев схоронила, так что? Надо на всех зверем смотреть? Мы ж теперь ей родня, а Марат... Не, ну я не знаю... Она по доброй воле вышла замуж, должна уважать родителев мужа. Я понимаю, горе...
– Мама, хватит, – тихо, но внушительно сказал Марат.
– Не, ну ты гляди! Мне и слова сказать нельзя? Это ж черте что! – Марат махнул рукой и, не оглядываясь, пошел к гробу тестя. – Не, отец, это что такое?
– Иди к бабью, – миролюбиво предложил муж.
– Ты не знаешь и меня слушать не хочешь, – окончательно прорвало Галину Федоровну. – Маратик выбрал себе черте что! Не перебивай! – рявкнула она, хотя муж даже не собирался открывать рот, так как знал: пока это делать бесполезно. – Он ей кофе в постельку, как прынцессе... А порхал вокруг! «Светик, скушай бутербродик. Светик, попей капельки. Светик, хочешь в ванне искупаться?» А она? – «Не хочу! Отстань! Уйди! Оставь в покое!» Что ж это за семейная жизнь... Не перебивай! ...такая будет у нашего Марата? Она же грубиянка. Горе горем, а муж... вместе как-то надо! Не перебивай! Ты еще не знаешь! Они спят в разных комнатах!!! Я, конечно, понимаю, это самое может обождать... Не перебивай, я сказала! ...но почему не на одной кровати спят?! Не нравится мне эта женитьба!
– Дура, – флегматично вставил, наконец, муж и побрел к ДК.
Она задохнулась обидой и негодованием, но в руки взяла себя быстро. Галина Федоровна женщина крепкая. Отдышавшись и уняв гнев, тихо пригрозила вслед мужу:
– Скажите какие! Ну, ничего, завтра ты у меня без котлет останешься. И борщ в унитаз спущу. Захочете жрать, Леонид Гаврилович, в столовую ступайте. Я тебе покажу: дура!
Герман не пролил ни одной слезы, только желваки ходили на скулах, по ним и можно было определить степень его напряжения. Еще он задерживал колючий, изучающий взгляд на подходивших к отцу людях.
– Ты буквально в каждом видишь убийцу, – сказала раздраженно Рита, когда он вышел в очередной раз покурить. – Так нельзя. Люди пришли проводить твоего отца...
– Кто-то из них, – не слушал он.
– Откуда ты знаешь? Может, убийца вообще сюда не пришел.
– Я сосчитал. Все, кто был на свадьбе, пришли. Все.
– Ты считал?! – поразилась Рита. – Считал у гроба? Герман, ты ненормальный. А если это сделал посторонний, нанятый? Незаметно пробрался в ресторан и... Нельзя же всех подозревать!
– Если бы на свадьбе были дети, я бы подозревал и их.
– Нет, ты не в своем уме. А меня подозреваешь?
– Тебя нет. Единственную.
Герман обнял ее. Из-за его плеча Рита увидела Андрея, скрестившего на груди руки и прислонившегося к колонне, который наблюдал за ними без особых эмоций. Она смутилась до красноты на щеках, высвободилась из объятий, сказала: