"Он и укажет, и научит", — думал совершенно успокоенный Семечкин, выходя на улицу.
От сыскной полиции ждать действительно было нечего. Начальник упал совсем духом, продумал двое суток и совершенно не находил, с которого конца взяться за дело. Калмыков пришел к помощнику с категорическим отказом, и помощник косвенно одобрил его.
— Действительно, — сказал он, — трудное дело. Никаких следов.
— В том и суть, — мрачно произнес Калмыков. — Если бы за что зацепиться, а то извод один.
— Я вам другое дело дам. Вот заявление, возьмите его и ищите! — и Август Семенович передал Калмыкову заявление о пропаже с чердака белья.
Калмыков ожил и, выйдя от помощника, сказал Чухареву:
— Иди и отказывайся. Все рукой махнули.
А в этот день, как нарочно, в столичных газетах было напечатано, что в настоящее время полиция напала на верный след и не сегодня-завтра общество узнает и настоящего злодея, и все кровавые подробности зверского преступления.
Начальник сыскного отделения прочел это сообщение и с досадой смял в руках газету.
— Словно издеваются, — пробормотал он и энергично позвонил. — Помощника! — сказал он курьеру, а когда Август Семенович явился, сказал: — Вот что, милейший. Мне в настоящее время очень некогда. Так вы возьмите на себя это дело о руке и ноге, и чтобы преступник был найден, я так и его превосходительству доложу. А репортеров гоните. Никаких сообщений! Они только путают без толка. Идите! — и он кивнул головой, а затем вздохнул с облегчением, когда помощник вышел из кабинета.
Август Семенович вошел в свой кабинет с таким выражением на лице, словно он проглотил тухлую устрицу. В это время к нему вошел Чухарев.
— Я пришел, Август Семенович, отказаться от этого дела, — сказал он.
— Ни под каким видом-с! Напротив, вы должны найти преступника во что бы то ни стало или выходите со службы. Вот что! Идите!
Чухарев выскочил как ошпаренный и схватился за голову, а помощник начальника вздохнул с видимым облегчением.
Семечкин, решив обратиться к Прохорову за советом, не хотел откладывать и направился к Авдахову, на Калашниковский проспект.
Авдахова он застал в лабазе за приемом муки. Целой вереницей стояли сани, нагруженные мешками. Крючники, засыпанные мукой, друг за другом входили в лабаз с мешками на спине, два приказчика вели счет мешкам, а Авдахов, завернувшись в лисью шубу, указывал, куда класть, покрикивал на приказчиков и томился от скуки.
— А! — радостно приветствовал он приятеля. — Егору Егоровичу нижайшее! Каким ветром занесло?
— Здравствуй, Савелий Кузьмич, — сказал Семечкин, осторожно проходя среди крючников с мешками и без мешков. — По дельцу к тебе.