— Да, да, так оно и должно быть…
— Ну вот… я и просил у вас десять рублей семьдесят три копейки, то есть сумму, равную той, которая «святая», по мнению почтенной Анны Петровны, потому что она получена за медальон.
— Неужели вы заложили медальон и пропили деньги?
— Вот именно!
— О месье Орест!
— О месье Тиссонье!..
— Когда вы бросите этот пагубный порок?..
— То есть?..
— Пить.
— Теперь нельзя, месье Тиссонье.
— Почему же?
— Политика.
— Как политика?
— Так. Водку откуп продает…
— Ну?
— Ну, а откуп платит деньги правительству, значит, потребляя водку, я помогаю правительству в его финансовых операциях.
— Но, возвращаясь к медальону, вы позволите мне завтра выкупить его. Ведь мы, может быть, сравнив его цифры с моими буквами, откроем для этой барышни целое состояние и богатство!.. Ай, ай, месье Орест, как же можно было закладывать такой медальон?!..
— Так ведь если бы я не заложил его, — рассердился вдруг Орест, — и не пропил бы денег, так не пришел бы к вам за десятью рублями семьюдесятью тремя копейками, а без этого ничего бы и не было!
— А ведь это правда! — сказал француз, как громом пораженный таким рассуждением.
Глава LVI
Седьмое мая 1801 года
Положение дука дель Асидо было тем хуже, что из занятых у Борянского денег, он отдал двести рублей панне Юзефе за медальон и восемьсот рублей Тиссонье за молитвенник.
Француз не сказал Оресту, за какую сумму он продал свою книгу, на самом деле эта сумма была восемьсот рублей!
Однако дук ставил последнюю копейку ребром, но продолжал как ни в чем ни бывало готовить затеянный у себя праздник.
Это была его всегдашняя, давно испытанная система, а именно: он, когда чувствовал недостаток в деньгах, начинал их больше тратить и старался делать вид, что именно теперь-то у него их слишком много.
Княгиня Мария ходила мрачная, но не противилась устройству праздника и писала приглашения. Казалось, она предоставила событиям течь своей чередой, убедившись, что, приложив свою волю, не сможет их изменить.
Дук, поразмыслив и одумавшись, решил некоторое время жить кредитом, который по широте уже сделанных им трат должен был явиться у него, а затем все-таки попробовать изыскать какие-нибудь новые дела.
Он не собирал заседаний общества «Восстановления прав обездоленных», но каждому из сообщников, носивших отдельный цвет, сообщил, что Фиолетовый оказался изменником и скрылся неизвестно куда. Опасаться, что он что-либо выдаст, нечего, потому что тогда он должен, прежде всего, оговорить самого себя, но все-таки его надо найти и постараться избавиться от него. Между прочим, дук снова побывал у Борянского и попросил у него денег. Тот пришел почти в неистовство: ведь дук только что взял у него деньги и требует опять, ведь так можно дойти и до полного разоренья! И что же, в самом деле, он его считает своим рабом, что ли, который должен ему платить чуть ли не ежедневно крупную дань?.. Борянский крепко задумался, и у него само собой сорвалось обещание, что если ему удастся отделаться от этого человека, от которого его не могла освободить даже аква тофана, то он изменит свою жизнь…