– Я вас жду здесь больше двух часов.
Вульф подошел, взял ее руку и наклонился к ней.
– По крайней мере, у тебя было удобное кресло, – сказал он вежливо, прошел к своему, стоящему за столом, единственному, которое его устраивало, и усадил себя. Карла протянула мне руку с отсутствующим видом, я просто пожал ее.
– Фриц не знал, где вы, – сказала она Вульфу.
– Не знал, – согласился он.
– Но он сказал, что вы знаете о Марко.
– Да.
– Я услышала об этом по радио. Сначала я собиралась пойти в ресторан к Лео, потом подумала, что лучше обратиться в полицию, а затем решила прийти сюда. Я полагала, что вы будете удивлены, но я – нет. Она говорила с горечью и выглядела расстроенной, но я должен признать, что от этого она не стала менее привлекательной. Она оставалась все той же девушкой с Балкан, чьи пронзительные черные глаза поразили мое сердце много лет назад.
Вульф прищурился и взглянул на нее.
– Ты говоришь, что пришла сюда и ждала меня два часа, чтобы узнать подробности о смерти Марко? Почему? Ты была к нему привязана?
– Да.
Вульф прикрыл глаза.
– Если я правильно понимаю, что означает слово привязанность, – сказала она. – Если вы имеете в виду как женщина к мужчине, – конечно, нет. Не так.
Вульф открыл глаза:
– А как?
– Мы были связаны нашей преданностью великой и благородной цели! Свобода нашего народа! И вашего народа! А вы здесь сидите и строите гримасы. Марко рассказывал мне, что просил помочь нам – вашим умом и деньгами, но вы отказались.
– Он не говорил мне, что ты участвуешь в этом деле. Не называл тебя.
– Конечно, не называл, – презрительно сказала она – Он знал, что тогда вы бы еще больше глумились. Вот вы сидите здесь, богатый, толстый и счастливый, в вашем прекрасном доме, с великолепной едой, стеклянными оранжереями наверху, где растут десять тысяч орхидей, чтобы услаждать вас, и с этим Арчи Гудвином, который как раб делает за вас всю работу и принимает на себя все опасности. Какое вам дело до того, что народ на земле, из которой вы родом, стонет под гнетом, свобода задушена, плоды их труда отнимаются, а детей готовят к войне? Перестаньте гримасничать!
Вульф откинулся назад и глубоко вздохнул.
– По-видимому, – сказал он сухо, – я должен дать тебе урок. Мои гримасы не имеют отношения к твоим чувствам и к твоему нахальству, а относятся к стилю и дикции. Я презираю штампы, в особенности извращенные фашистами и коммунистами. Такие фразы, как «великая и благородная цель» и «плоды их труда» смердят, изуродованные Гитлером и Сталиным и всем их преступным окружением, Кроме того, в наш век потрясающего триумфа науки призыв к борьбе за свободу значит не более того, что он велик и благороден; не больше и не меньше – это основное. Она не важней и не благородней борьбы за съедобную пищу и хорошее жилье. Человек должен быть свободным, иначе он перестает быть человеком. Любой деспот, фашист или коммунист не ограничен теперь такими средствами, как каблук, меч или ружье; наука создала такое оружие, которое может предоставить ему всю планету; и только люди, которые хотят умереть за свободу, имеют право жить за нее.