– Пф! Ведь ты не стал бы стрелять в повешенного?
– Нет.
– Тогда нечего вешать мне лапшу на уши.
Я еще немного пораскинул мозгами
– Все вывихнуто наизнанку. Он убил Марко. Я пришил негодяев, которые убили Карлу.
– В честном бою. Потом – у тебя не было выбора. Сейчас выбор есть.
– Какой? Вы спуститесь и взрежете ему ножом брюхо? Или я пристрелю его? Или один из нас бросит ему перчатку в лицо и вызовет на дуэль? А, может, зашьем его в мешок и сбросим с утеса? Или замуруем в стену и оставим подыхать от голода? – Тут меня вдруг осенило. – Нет, ни вам, ни мне это но вкусу не придется. А вот как насчет того, чтобы передать негодяя в руки Данило и его головорезов и рассказать о том, что мы узнали? И дело в шляпе.
– Нет.
– О'кей, тогда теперь ваша очередь. Только учтите копаться нам некогда – могут нагрянуть нежданные гости.
– Мы должны увезти его с собой в Нью-Йорк.
Признаться, на несколько мгновений я даже дара речи лишился.
– И вы еще укоряете меня за паясничанье!
– Я не паясничаю. Я сказал, что выбор у нас есть, но я ошибся. Мы повязаны по рукам и ногам.
– Чем?
– Обязательством, которое и привело нас сюда. Если бы речь шла только о мщении, мне бы и впрямь ничего не мешало спуститься туда и воткнуть в него нож. Но в таком случае мне пришлось бы согласиться с абсолютно неприемлемой для меня доктриной, согласно которой человек несет ответственность единственно перед собственным «эго». И все. Этой доктрине свято следовал Гитлер, а теперь на нее уповают Маленков, Тито, Франко и сенатор Маккарти. Все они враги подлинной свободы и демократии. Я их решительно осуждаю. Нечего ухмыляться. Так вот, поскольку Марко убили в Нью-Йорке, я считаю, что приговор его убийце должен вынести нью-йоркский суд, а не я. Наша задача в том, чтобы доставить его в Нью-Йорк.
– Ура, да здравствуем мы! Правда, есть только легальный способ, как это сделать – нужно добиться его экстрадиции.[5]
– Ничего подобного. Ты, как всегда, небрежен в терминологии. Единственным способом экстрадиция является лишь в том случае, если вывозить его отсюда законным образом. Нам же главное – доставить его в Америку, где он предстанет перед законным судом.
– Допустим. Каким образом?
– В том-то и дело. Ходить он в состоянии?
– Думаю, что да. Кости вроде бы целы. Пойти и выяснить?
– Нет. – Вульф, кряхтя, поднялся и выпрямился. – Я должен поговорить с этим человеком… Станом Косором. Я не хочу оставлять тебя здесь одного, поскольку ты можешь разговаривать только на языке выстрелов. Поэтому я сначала попробую по-другому.
Он повернулся лицом к Черногории и начал призывно размахивать руками, еще и еще раз. Я прикинул, что шансы на успех равны примерно десяти процентам: во-первых, Косор мог не оказаться на своем посту, а, во-вторых, я сомневался, что он настолько доверяет Вульфу, что с готовностью откликнется на его призыв. Но я проиграл. Я еще толком не начал вычислять, сколько времени ему может понадобиться, чтобы до нас добраться, как вдруг уголком глаза заметил за ручьем какое-то движение и в следующий миг узнал Косора, который с ловкостью ящерицы выскользнул из-за скалы. Когда он подошел поближе, я понял, что ошибся – это был вовсе не Косор, а Данило Вукчич. Он окликнул Вульфа, Вульф отозвался, и Данило быстро зашагал к нам.