Кеннет Мир тоже пришел раньше. В дверь позвонили, я подошел и увидел у тротуара его машину, темно-зеленый «ягуар». Мир держал под мышкой довольно громоздкий портфель коричневой кожи, но когда я поинтересовался, не желает ли он оставить портфель на скамейке в прихожей, он ответил отказом и пронес портфель в кабинет. Я говорил раньше, что, увидев его впервые, сразу подумал, что этот человек преждевременно устал. И сейчас, наблюдая, как он сидит в красном кожаном кресле и моргает, глядя на Вульфа, я решил, что его длинный заостренный нос напоминает восклицательный знак, у которого внизу вместо точки поставлен дефис.
Кеннет Мир держал портфель на коленях.
– Я просто возмущен! – негодующе заговорил он. – Почему вы не могли пригласить меня прийти вчера вечером? Почему именно сегодня?
Вульф кивнул.
– Я должен принести вам свои извинения, мистер Мир. Вот они. Я рассчитывал, что успею получить определенную информацию, касающуюся того самого дела, что я собираюсь обсудить с вами, но не успел. Однако, поскольку вы здесь, мы можем обсудить кое-что другое. Кровь на ваших руках. Через неделю после взрыва бомбы вы впали в депрессию, настолько сильную, что она привела вас сначала в клинику, а потом и ко мне. Уже потом, когда я приступил к расследованию, ваши окровавленные руки заинтересовали меня впрямую. Я рассматривал несколько гипотез: вы сами подложили бомбу и не выдержали груза ответственности. Или вы просто знали или подозревали, кто это сделал, и совесть не давала вам покоя; воображаемые окровавленные руки настойчиво требовали от вас: пожалуйста, избавьте нас от греха. Или само событие слишком потрясло вас – при виде случившегося и крови на своих руках вы испытали настоящий шок. Все эти гипотезы имеют под собой основания, но мы с мистером Гудвином даже не обсуждали их; мы редко тратим время на обсуждение догадок.
– Мне это нравится – пожалуйста, избавьте от греха, – задумчиво произнес Мир. – Очень красиво сказано.
– Я тоже так считаю. Думаю, что и мистер Гудвин разделит это мнение. Однажды он выразился, что я езжу на словах без седла. Но вся беда в том, что прошли три недели, а догадки так и остались догадками. Не угодно ли что-нибудь прокомментировать?
– Нет.
– Совсем. Ничего?
– Нет.
– А ваша депрессия не прошла? Или вы по-прежнему просыпаетесь среди ночи, чтобы вымыть руки?