– Нет.
– Значит, случилось или было сказано нечто такое, что избавило вас от депрессии или облегчило ее? Что? Вы это знаете?
– Нет.
Вульф покачал головой.
– Так не пойдет. Сегодня утром я резко поговорил с мисс Лугос; я сказал, что, по моему мнению, она лжет. О вас я сейчас думаю то же самое. Я не сказал еще кое о чем, что имеет к вам отношение, но теперь скажу. Почему вы сказали одному человеку, что расследование должно сосредоточиться на Хелен Лугос?
Мир не нахмурился, не вздрогнул и даже ухом не повел. Он просто сказал:
– Я этого не говорил.
Вульф повернул голову.
– Арчи?
– Вы сказали это, – напомнил я Миру, – Питу Дамиано. День точно не назову, но вскоре после случившегося. Примерно месяц назад.
– Ах, ему! Он ухмыльнулся или ему показалось, что он ухмыляется. – Пит соврет – не дорого возьмет.
– Это глупо, – сказал Вульф. – Вы знали, что рано или поздно эти слова могут припомнить, и должны были подготовить приемлемый ответ заранее. Голословное отрицание вам не поможет. Я сейчас задам вам тот же самый вопрос, который утром задал Хелен Лугос, причем теми же самыми словами: в понедельник девятнадцатого мая, днем, сразу после обеда, вы находились в комнате мисс Лугос. Наедине с ней. О чем вы разговаривали? О чем шла речь?
На этот раз он уже нахмурился.
– Вы задали ей этот вопрос? И что она ответила?
– А что вы ответили?
– Ничего. Я просто не помню.
– Пф! Я задал вам семь вопросов и услышал в ответ одни «нет». Я перед вами извинился; теперь я приношу извинения самому себе. В другой раз, мистер Мир. Мистер Гудвин проводит вас.
Я встал, но приостановился, потому что мне показалось, что Мир хочет что-то сказать. Его губы дважды размыкались, но оба раза он промолчал. Он посмотрел на меня, увидел безучастную физиономию, заткнул под мышку портфель и поплелся к двери. Я вышел следом.
Вернувшись в кабинет, я спросил:
– Нам нужно обсудить догадки?
Вульф пробурчал:
– Ты бы вполне мог уехать еще до обеда. Извиниться перед тобой?
– Нет, благодарю. Номер телефона, как всегда, у вас на столе.
Я вышел в прихожую, прихватил дорожную сумку, прогулялся пешком до гаража, сел в «герон» и покатил к Вест-Сайдскому шоссе. Лили Роуэн ждала меня на своей вест-честерской поляне. Так уж она почему-то окрестила свою виллу – поляна.
В понедельник утром Эймори Браунинг сделал то, чего не делал прежде никогда. Он протопал по всем трем комнатам оранжереи до самого питомника, не заметив по пути ни одной орхидеи. Я его не видел, поскольку он шел за моей спиной, но уверен, что прав. Трудно в это поверить, ведь вокруг пылали ослепительные, дразняще-яркие цветы немыслимой красоты, не заметить которые мог только слепой. Впрочем, в каком-то смысле он и был слеп.