— А что думают остальные?
Маленькая фигурка Йошимуры была полна решимости.
— Действуйте, полковник!
Конвей молча кивнул в поддержку Фолконера.
— Я соглашаюсь с любым решением большинства, — сказала Маццоли. Дергавшийся на лице мускул выдавал ее волнение.
Но пастор был иного мнения.
— Если необходимо рисковать жизнью всех нас, то делать это надо в самом крайнем случае. По-моему, еще не время.
Кароли и Бернхард посмотрели друг на друга. Женщина пожала плечами, и Кароли улыбнулся.
— Мы с вами, — сказал он.
Тихая женщина по имени Сью Анспач спорила шепотом с Дженет Картер. Первой обернулась и ответила маленькая Дженет:
— Наши голоса уравновешивают друг друга. Я за то, чтобы подождать.
— Мне очень жаль, — сказала Анспач.
Взмахнув рукой, Фолконер как бы попытался охватить всех-всех присутствующих. Конвей понял, что это жест примирения, который выглядел настолько забавно со стороны человека, держащего несколько фунтов мощной взрывчатки в одной руке и пакет детонаторов в другой, что он едва не расхохотался. Фолконер подвел итог:
— Итак, семь за, двое против, Маццоли не голосовала.
— А Харрис? Его голос учитывается? — вмешалась Картер.
Фолконер молчал, в его напряженной позе было что-то агрессивное. Наконец он заговорил:
— Мы с Леклерком не упомянули о нем, поскольку боялись, что нас обвинят в использовании случившегося для оказания давления. Мне очень неприятно сообщать вам: Харрис повесился.
Фолконер соскочил с валуна прежде, чем его ошеломленные спутники успели что-нибудь спросить. Оказавшись рядом с Конвеем, он произнес вполголоса:
— Группа катится ко всем чертям еще быстрее, чем я предполагал. «Теперь их было одиннадцать». Да и Маццоли выглядит как-то странно. Тебе что-нибудь известно о ней?
— Уход от реальности, отторжение — не знаю, как это назвать. Она на грани безумия, — сказал Конвей.
— Черт! «Теперь их было десять».
— Ошибаетесь, Фолконер! Нас все еще одиннадцать. Если вы собираетесь играть роль лидера, то оставьте привычку пересчитывать тела, ясно?
Едва успев что-либо сообразить, Конвей почувствовал, что стоит на цыпочках, а рука полковника крепко сжимает воротник, лишая его возможности дышать.
— Жалкий слюнтяй, — процедил Фолконер. — Восемьдесят шесть моих ребят лежат здесь мертвые. Я подбирал их, тренировал, я любил их, как родных. Не смей попрекать меня моим положением. Никогда! Предупреждаю в последний раз!
Полковник отшвырнул Конвея, и тот, выбросив руку в сторону, с трудом удержал равновесие. Он стал массировать шею, стараясь не смотреть на подбежавшую к нему Йошимуру.
— Что случилось? — спросила она. — Да он с ума сошел! — Девушка подняла дрожащие руки, но не решалась опустить их на грудь Конвею.