– Дилара нет?
– Я думала, может, там новый пузырек появился.
– Врач прописал тридцать таблеток. Вот и все. Дело житейское. Все что-нибудь принимают.
– И все же я хочу быть в курсе, – сказала она.
За все это время она ни разу не повернулась ко мне. В подобных ситуациях хорошо готовить заговоры, плести хитроумные интриги, строить тайные планы. Но потом Дениза переменила позу, приподнявшись на локте, и задумчиво посмотрела на меня с края кровати:
– Можно задать тебе один вопрос?
– Конечно.
– Ты не рассердишься?
– Содержимое моей аптечки тебе уже известно. Какие еще тайны остались?
– Почему ты назвал Генриха Генрихом?
– Законный вопрос.
– Ты не обязан отвечать.
– Вопрос естественный. По-моему, ты имеешь право его задать.
– Так почему же?
– Это имя показалось мне эффектным, звучным. В нем есть что-то властное.
– Он назван в честь какого-нибудь человека?
– Нет. Он родился вскоре после того, как я создал кафедру, и мне, наверное, захотелось возблагодарить судьбу. Сделать что-нибудь на немецкий лад. Я чувствовал, что нужен какой-то жест.
– Генрих Герхардт Глэдни?
– Я считал, что в этом имени звучит властность, которая, возможно, проявится и в характере мальчика. Считал имя эффектным, ярким, да и до сих пор считаю. Мне хотелось защитить сына, сделать так, чтобы он ничего не боялся. В то время детям давали имена Ким, Келли и Трейси.
Мы надолго замолчали. Дениза по-прежнему смотрела на меня. У нее довольно мелкие черты лица, и в минуты сосредоточенности она слегка походила на драчливую мартышку.
– По-твоему, я просчитался?
– Не мне судить.
– В немецких именах, в немецком языке, да и вообще во всем немецком есть нечто особенное. Я не знаю, что именно. Оно просто есть. Центральная фигура тут, конечно, Гитлер.
– Вчера вечером его опять показывали.
– Его показывают постоянно. Без него у нас и телевидения бы не было.
– Немцы же проиграли войну, – сказала она. – Выходит, они были не такие уж великие?
– Веское соображение. Но дело не в величии. Это не вопрос добра и зла. Я и сам не знаю, в чем тут дело. Взгляни таким образом: одни люди всегда носят одежду любимого цвета, другие ходят с оружием, третьи надевают форму и чувствуют себя более важными, сильными, защищенными. На таких вещах и сосредоточены все мои навязчивые идеи.
Вошла Стеффи с Денизиным зеленым козырьком на голове. Я понятия не имел, что это значит. Она взобралась на кровать, и мы втроем принялись листать мой немецко-английский словарь в поисках слов, которые на обоих языках звучат почти одинаково – таких, как «оргия» и «туфля».
Пробежав по коридору, в комнату ворвался Генрих: