День Литературы, 2001 № 13 (064) (Газета «День литературы») - страница 37


И литература соцреалистического образца достойно воплотила эту уникальную богооставленность, благо, у ее истоков стояли, мало сказать, ницшеанствующие босяки Максима Горького — стояла вся дьяволоносная и наглядно-"апофатическая" традиция Серебряного века с ее внешне — и внутренне (в случае с тем же М. А. Булгаковым) — эмиграционными сполохами 1920–1930-х годов.


Скоро будет 100-летний юбилей со дня рождения А.А. Фадеева, и поэтому я хотел бы напомнить вам его творчество, особенно роман "Молодая гвардия", в качестве неоклассически-совершенного примера изображения уникальной советской богооставленности. С каким неподдельным и исторически аутентичным бесстрашием идут юные молодогвардейцы на смерть! Что это: обычный героический и мужественный акт или все-таки нечто иное?! И вот при деидеологизированном, не поверхностно-упрощенном и не советско-антисоветском прочтении фадеевского романа начинаешь осознавать, что это иное, и очень иное. Ведь его бесстрашные герои настолько уверовали в непоколебимость и бессмертие своего антихристианского мира, что для них уже напрочь исчезает всякий страх и сама перспектива личной, собственной смерти. Они просто знают о своей вечной жизни на этой земле — по образцу и подобию мавзолея. По образцу и подобию любого надгробия и камня. Но моя метафизическая интерпретация ни в коей мере не отменяет и обычный, можно сказать, классический героизм молодогвардейцев — достаточно вспомнить сцены их пыток! И тем не менее, по существу, они погибали без экзистенциального ужаса, как потом и сам А.А. Фадеев.


Как видим, соцреалистическая литература осуществила конгениальный прорыв в n-ные бездны почти абсолютно богооставленной России, раз навсегда неоклассически — совершенно запечатлев без преувеличения уникальный «апофатический» опыт советского человека и вообще советской истории; опыт, о котором во все времена мечтали великие религии посвящений, преображаясь в своих мистериях и таинствах лишь на какие-то бессмертные миги; опыт, сумевший на целые 70 лет заклясть свое, мало сказать естественно-необоженное — антихристианское — ничто как вечно живое и настоящее самобытие (без кавычек). Вопреки самому же себе. Вопреки своей органической эсхатологичности. Вопреки собственной дьявольской «традиции» смертоносности, не менее конгениально и неклассически отображенной в русской литературе Серебряного века с ее последующими эмиграционными сполохами.


Да, соцреалистические писатели показали нам как бы послевзрывную, осевшую картину метафизической катастрофы в России ХХ века, наказанной, как христианская страна, за свой человекоугоднический и «архиблагой» грех непокаянного «самобытия», наказанной — не столько провиденциальным историческим ничтожеством (особенно — в период развитого социализма), сколько провиденциально воплотившейся утопией: выстроенной безо всякой — даже дьявольской! — духовности жизни — жизни при почти абсолютной богооставленности, а также — при дьяволооставленности, то есть без дьявольских наглядных бытийно-небытийных метаморфоз и разверзающихся бездн, словом, без самой метафизической катастрофы во всей ее яви (не сути!). Вот почему советский человек вынужден был заполнять собой образовавшуюся пустоту и Божественного и дьявольского топоса, впадая или в «божественное», или в «дьявольское» кумиротворение, причем не важно — в лице себя, любовницы или товарища Сталина. Но если с «божественным» — положительным — аспектом мы еще более-менее знакомы благодаря тому же А.А. Фадееву и в целом соцреалистическому официозу, то второй — дьяволооставленный — требует не одной непосредственной критической обработки.