Роланд лишь посмотрел на Корта. Мальчик не был одарен богатым воображением и, если в намерения Корта входило намекнуть на некую мораль, то для Роланда она пропала даром: мальчик был достаточно прагматичен для того, чтобы посчитать это заявление одной из немногих глупостей, слышанных им за свою жизнь от Корта.
Подошедший сзади Катберт показал Корту язык, держась в безопасности, со стороны незрячего глаза учителя. Роланд не улыбнулся, но кивнул.
— Теперь идите, — сказал Корт, забирая сокола. Он ткнул пальцем в Катберта: — А ты помни, что должен подумать, червь. И попоститься. Нынче вечером и завтра утром.
— Да, — проговорил Катберт, высокопарно и по всем правилам. — Благодарю за поучительный день.
— Уроки не проходят для тебя даром, — откликнулся Корт, — однако твой язык имеет скверную привычку высовываться из дурацкого рта, стоит учителю отвернуться. Быть может, настанет день, когда оба вы узнаете каждый свое место. — Он опять отвесил Катберту солидный тумак между глаз, довольно сильно, и Роланд услышал тупой, глухой звук: так стукает молоток, когда поваренок вставляет кран в пивной бочонок. Катберт отлетел назад и упал на лужайку. В первый момент его взгляд затуманился, стал незрячим, потом прояснился, и парнишка с нескрываемой ненавистью уставился на Корта, обжигая учителя глазами, из самой середки которых выглядывала яркая, как кровь голубки, досада.
Кивнув, Катберт раздвинул губы в жестокой издевательской улыбке, какой Роланд никогда не видел.
— Тогда у тебя есть надежда, — сказал Корт. — Как почувствуешь себя в силах, приходи за мной, червь.
— Как ты узнал? — процедил Катберт сквозь зубы.
Корт обернулся к Роланду так быстро, что тот чуть было не отступил на шаг — а тогда на траве, расцвечивая молодую зелень своей кровью, оказались бы оба мальчика.
— Увидел отражение в глазах этого червяка, — сказал он. — Запомни это, Катберт. Последний на сегодня урок.
Катберт с прежней пугающей улыбкой кивнул.
— Я скорблю, — начал он. — Я позабыл лик…
— Кончай пороть чушь, — сказал Корт, теряя интерес. Он повернулся к Роланду. — А теперь марш. Оба. Если я еще немного погляжу на ваши тупые физиономии, червяки, то выблюю все свои кишки.
— Пошли, — сказал Роланд.
Катберт потряс головой, чтобы в ней прояснилось, и поднялся. Корт уже спускался с холма, широко шагая кривыми коренастыми ногами. Он казался могучим и, непонятно почему, доисторическим. На склоне горбушкой маячило выбритое поседевшее местечко у него на темени.
— Я убью этого сукина сына, — проговорил Катберт, продолжая улыбаться. На лбу у него таинственным образом вздувалось крупное гусиное яйцо, лиловое и шишковатое.