Они все, весело перекидываясь словами, тронулись по узким улицам огромной ватагою, и народ провожал их с завистливым и пугливым вниманием.
— Фу-ты, притча, — сказал один посадский другому, — гляжу, гляжу, а который из них батька — и не распознаешь.
— Про него меня спросите, братцы, — отозвался маленький, плюгавый мещанин, — я в Царицыне был, когда он проходил мимо.
— Его во как видел!
— А где ж он?
— У него из глаз искры сыплют, и весь он в золоте, — пояснил таинственно мещанин. — Кто на него ежели взглянет, не из своих то исть, сичас в пепел обратится.
— Бреши, бреши! — перебил его рослый казак. — Степан Тимофеевич-то — вот он! — ткнул он в толпу казаков пальцем. — Я его еще с Черкасс знаю. Вместе бражничали. Его и Фролку!
Сиплый голос казака донесся до слуха ватаги. Один из них обернулся, и толпа сразу подалась назад, инстинктивно угадав в нем Разина. И правда, это был он.
Костюмом он ничем не отличался от своих соратников, но довольно было взглянуть на него, чтобы признать в нем атамана.
Невысокого роста, широкоплечий и коренастый, он прежде всего производил впечатление силы, а стоило увидеть его взгляд, чтобы понять и ту неукратимую силу, которая могла подчинить себе волю буйной ватаги.
Мещанинишка немного преувеличил, сказав, что из глаз его сыпались искры: в них горел неукротимый пламень. Красивое лицо с правильными чертами, слегка тронутое оспиными рябинами, с короткими усами и высоким лбом было бы обыкновенно, если бы не глаза, в которых чувствовалось присутствие какой-то сверхъестественной силы.
Разин отвернулся, что-то молвив своим удальцам, и толпа очнулась и загудела. Не бойся она воевод и стрелецкого войска, она бы разразилась восторженным криком.
Словно чувствуя это, Разин небрежно поправил на голове баранью шапку и снова ласково оглянулся на толпу.
— Вот он, сокол-то наш! — восторженно крикнул полупьяный казак. — Здрав будь, батько!
— И ты, сынку! — громко ответил Разин и, приняв гордую осанку победителя, а не несущего повинную, вошел в приказную избу в сопровождении четырех своих есаулов.
Князья Прозоровский и Львов важно сидели на своих местах за длинным столом, опершись на свои палки.
Разин вошел, снял шапку и поясно поклонился воеводам.
— Челом бьем на здравии! — сказал он.
— Милости просим! — ответил Прозоровский. — С чем пришел, сказывай!
Разин вынул из-за пояса булаву — символ своей власти, взял из рук есаула бунчук, положил их на стол и, снова поклонившись, проговорил:
— Мы бьем челом великому государю, чтоб великий государь пожаловал нас, велел вины наши нам простить и отпустить нас на Дон! А что мы с повинной идем, тому в знак принесли мы пушки: пять медных и шестнадцать железных, да пленных своих, что в боях забрали. На том челом бьем!