– Какой счастливый случай привел вас сюда? Может быть, вы приехали забрать меня отсюда?
Ливелин опустил глаза.
– От одного короля зависит, когда вы отсюда выйдете, тетя Изабелла. Мы приехали посмотреть на вас, узнать, как вы живете, здоровы ли вы.
– И порадоваться моему несчастью? – Изабелла нетерпеливо ходила взад и вперед по залу. – Ну все, нагляделись. Я здорова. Можете ехать к Генриху и передать ему: я здорова. Скажите, что я счастлива и довольна жизнью, как никогда. И еще – что я каждый день молюсь о его королевском здравии! – Она топнула ногой, обутой в сандалию. – А вы, сестрица? – сузив глазa, обратилась она к Элейн. – Упиваетесь своим успехом? Ах, как это было тонко задумано – устроить так, чтобы сыновья Граффида стали наследниками Даффида… – Она вдруг расплакалась.
– Изабелла! – произнесла Элейн с болью и шагнула к ней.
– Не трогайте меня! – Изабелла дернулась и повернулась к ним спиной. – Уходите! Оба! Оставьте меня с Богом!
V
Вудсток
Король Генрих вызвал Элейн вечером в свои личные покои. Он был не один, с ним был его сын. Эдуард был худеньким, высоким мальчиком – выше, чем бывают дети в восемь лет, – красивый, как и его отец, своей особенной красотой. Он рано развился и обладал острым, злым язычком. Отцовские придворные его недолюбливали. Эдуард жил в собственных покоях тут же, в Вудстоке, и имел свой собственный небольшой двор.
В тот вечер, сбежав от своего нового воспитателя, Питера из Уэйкеринга, он сидел у отца на маленьком стульчике и с нетерпением ждал, когда они поедут кататься верхом. Он неприязненно посмотрел на вошедшую Элейн, которая, присев, покосилась на мальчика, – она почувствовала его взгляд. У Эдуарда было сердитое лицо – он не любил, когда кто-либо отнимал у него драгоценные минуты общения с отцом.
Генрих не замечал мальчика. Элейн стояла в ожидании, когда король заговорит. А тот ходил взад-вперед, меряя комнату от маленького, украшенного затейливой мозаикой окна до двери и обратно. Затем он подошел к высокой конторке.
– Я убрал твою драгоценность сюда. – Он вынул подвеску и держал ее в руке, словно взвешивая.
У Элейн от радости запрыгало сердце, но она с недоверием смотрела на Генриха, пытаясь угадать выражение на его лице. Эдуард тоже задумчиво рассматривал феникса.
– Прелестная птичка, – произнес наконец король, все еще не проявляя желания отдать подвеску Элейн.
– Я очень дорожу ею, сир.
– Говоришь, тебе дал ее король Шотландии? – Генрих поднял на нее глаза.
Она нервно кивнула головой, не понимая, куда он клонит. Эдуард жадно прислушивался к разговору. Он обожал собирать обрывки интересных сведений о членах королевской семьи и приближенных его отца.