— Вы знали Анакина Скайуокера? — рявкнул он внезапно.
— Он был другом моей внучки, — сказала старуха.
— Вы когда-либо подозревали, что это он был отцом ее будущего ребенка?
В её глазах что-то блестнуло. На этот раз — не возмущение. Что-то… и это был ключ ко всему.
Она что-то знала.
Нет… подозревала.
Он подумал вдруг о своей интуиции; о том, что он чувствовал и называл для себя «потоком». Это всегда было внутри него. Когда он был моложе, он полагал, что он всего лишь умнее и талантливее остальных. Теперь же он знал — это не было проявлением его интеллекта, это было нечто другое, куда большее. И его постоянное расстройство было в том, что он не мог управлять этим «потоком» по своей воле.
Но теперь эта высшая интуиция была с ним, и он мог сосредоточить её на Рие Туле.
Его пристальный взгляд, видимо все же выбивал её из колеи, потому что теперь она смотрела куда-то сквозь него. И все же он чувствовал что-то — какую-то едва различимую надежду, что-то, о чем она не могла не думать, даже сейчас, сопротивляясь его воле… Что-то, что она не хотела бы, чтобы он знал… Что-то, что она ни за что ему не скажет…
Знание ворвалось в его мозг подобно вихрю, снося все прежние пустые логические построения. Только строжайшая внутренняя дисциплина, привычка держать внешнюю невозмутимость, выработанная годами ведения допросов, помогла ему сохранить все то же бесцветное выражение на лице.
Ребенок был жив.
Она говорила о ее внучке, и никогда — о ребенке, которого та носила. Что само по себе знак.
— Ребенок жив, — сказал он. И увидел по её лицу, что она предполагала это.
Теперь вопрос шел за вопросом, он надвигался, а она словно сжималась перед ним.
— Вы видели её ребенка?
— Кто-то связывался с вами по поводу ребенка?
— Кто-то приходил к ребенку?
— Падме знала, что ребенок жив, перед тем, как она умерла?
— Она отдала его кому-то?
— Ребенка где-то прячут?
— Где он?!!
Вопрос за вопросом. Старуха вскинула руки, словно защищаясь от летящих в неё камней.
Когда же она вновь сумела овладеть собой и подняла голову, она вся была одним сплошным вызовом. Она знала совсем немного, почти ничего, одни догадки — он мог видеть это. И она ни за что ничего ему не скажет.
Поэтому он просто убил её.
Озеро было невероятно красиво, и вилла Варикино с удивительным совершенством вписывалась в этот пейзаж. Когда они мчались к ней над озером — так низко, что их спидер-гондола задевала воду — им казалось, что башенки и купола просто вырастают из скал и воды.
Озеро было похоже на драгоценный камень в оправе неба, но Ферус едва замечал эту красоту. Он выпрыгнул из гондолы, не дожидаясь, пока она окончательно причалит. Слишком уж сильным было предчувствие беды.