— А ты откуда знаешь? — с недоверием спросил Билл. — Знайка…
— Книжки надо читать иногда. И по телевизору смотреть не только шоу. Ну, так что? — Майк обвел взглядом остальных. — Так и уйдем ни с чем?
— Надо зажечь остальные свечи, — сказал Сэм. — Билли, ты пойдешь? Или я?
— На, — Билл протянул зажигалку. — "Храброе Сердце", тоже мне…
Сэм взял зажигалку и сделал два решительных шага вперед. Его кроссовки так скрипнули, а голый камень стен так отразил звук, что все невольно вздрогнули. Чертыхнувшись, стараясь не скрипеть, Сэм на цыпочках прошел ко второму канделябру и зажег свечи. Он не представлял себе раньше, что свечи могут давать такой яркий свет. Майк, как обычно, взял на себя роль организатора и руководителя:
— Будем поднимать крышку одновременно, все вместе. Она, наверное, тяжелая. Крис, ты что опять? Или снова скажешь, что мы не должны этого делать?
Крис сжал зубы, презирая и ненавидя себя. Пытаясь успокоить свою совесть и унять дурное предчувствие, он мысленно бормотал: "Мы еще ничего не взяли. Правда, сломали стену… Но она такая гнилая была… Ничего ведь не случится, если мы посмотрим, что там. Ведь интересно! Мы же еще ничего не взяли!"
Сэм оказался у изголовья, Майк — посредине, Билл и Крис в ногах.
Крышка действительно была тяжелой и ползла вверх медленно. Оказалось, что все четверо закрыли в этот момент глаза и открыли их не тогда, когда почувствовали, что крышка уперлась в стену и не нуждается больше в опоре, а когда услышали голос Майка:
— Такого варианта я тоже не исключал.
Приятели открыли глаза, вздрогнули и отдернули руки. В который раз за этот вечер у них перехватило дыхание и округлились глаза.
Лежащая в гробу молодая женщина лет двадцати пяти была невысокой, хрупкой и очень бледной. Тонкие голубые прожилки на опущенных веках и тени под длинными темными ресницами были совершенно как у живого человека. Губы были почти белые, а едва заметные морщинки в уголках рта придавали ее лицу горестно-страдальческое выражение. Темные волнистые волосы с золотистым отливом, уложенные в растрепавшуюся прическу, казались очень длинными. На ней было простое светло-серое дневное платье образца примерно середины девятнадцатого века. Она не была похожа на мертвую, да и лежала не в такой закостеневшей позе, как лежат обычно покойники в гробах, а будто живая, даже голова была чуть повернута набок. Впрочем, на живую она тоже не была похожа. Не менее интересным было и то, что в руках женщина держала небольшую плоскую шкатулку — обыкновенный деревянный ящичек без украшений, без замка и без отверстия для ключа.