Чаще всего в Мостище повторялось слово "милость". Старались произносить его так, чтобы чувствовалась в нем теплота, слово это должно было быть ласковым и солнечным, и никто бы не отважился сказать, что чаще всего, быть может, падало это слово на людей каменной тяжестью, давило их, сковывало им каждое движение, начиная с момента рождения и до самой смерти. Ибо милость шла от Воеводы, все должны были быть благодарными только ему за то, что едят хлеб, пьют воду, дышат воздухом, наконец, что живут вообще. Да и то сказать: разве это не высочайшая милость - назначить каждому уже с первого часа его появления на свет определенное место, очертить обязанности, каждый день давать возможность проявлять свои способности, свою удаль, свою рачительность, предупредительность, послушание? На расчистке снега? А хотя бы и так! Каждый, благодаря милости Воеводы, уже и рождается для определенного дела: тот плотником, тот мостовым стражем, этот - присматривать за лошадьми, а тот угождать Воеводе в малейших его прихотях. И если поставить дело как следует, то, видимо, можно достичь такого положения, что послушные будут рождать только послушных, а ты должен следить только за тем, чтобы не пускать в среду своих людей никого постороннего с чужим духом, а своих тоже держать вместе, чтобы не разбежались. Своих не отдадим никуда, и чужих нам не нужно.
Никто не поверил бы, а прежде всего не поверил бы Воевода, а также и ни один из мостищан, что угроза Мосту может появиться не со стороны, что нежеланный и даже вредный человек придет не откуда-то там, а родится здесь, в Мостище. У обыкновенной мостищанской женщины, будет у него такое же детство, как и у сотен людей до него, сызмальства, будет он приноравливаться к тяжелому мостищанскому быту, приучаться к послушанию Воеводе и к благодарному восприятию его милости; вырастет сильным парнем и будет стоять на Мосту, как и все похожие на него мостищанские парни и мужи, а потом...
Но то времена отдаленные, рано еще о них вести речь.
Сказать же, не откладывая на дальнейшее, нужно о том, как именно мостищане достигли большого умения жить возле Моста и вместе с Мостом так, чтобы выполнять благодаря Мосту и значительные государственные обязанности, и просто людские, явные в своей повседневности и скрытые в глубоком значении, ибо нельзя же согласиться с мнением о том, будто мостищане служили только орудием в руках Воеводы или же ими пользовалась судьба или какие-то высшие силы, независимо от их воли и сознания, - были это люди прежде всего, люди свободные - каждый в меру своих возможностей и желаний; могло, правда, показаться иногда, будто настоящая свобода принадлежит одному лишь Воеводе, а на долю мостищан остаются лишь слова о свободе, но навряд ли такие рассуждения следует признать до конца справедливыми. И если последовательно разграничить сознательное от несознательного, нарочитое от непроизвольного, если из однообразного течения обычности выхватить явления и случаи незаурядные, угрожающие, яркие, странные, даже комичные, то мы легко убедимся, что даже такие, казалось бы, ограниченные в своих возможностях и призваниях люди, действуют, подчиняясь необходимости и требованиям, сознательно, самоотверженно, изобретательно и прекрасно, если посмотреть на все это с близкого расстояния и внимательно.