Леня провел Надежду к гардеробу. В клубе люди были исключительно честные, всю одежду вешали сами, но гардеробщик, оказывается, был, просто он мирно спал в дальнем углу, завесившись чужими пальто.
Леня подошел к Потапычу и боязливо дотронулся до плеча, сразу отскочив назад. Потапыч только всхрапнул, что-то сонно пробормотал и зачмокал. Леня снова подкрался к нему, основательно встряхнул и отскочил. На этот раз Потапыч неожиданно поднялся и яростно замолотил воздух кулаками. К счастью, Леня был достаточно далеко. Наконец Потапыч опустил руки, открыл глаза и огляделся. Это был довольно крепенький, пузатенький мужичок лет шестидесяти с красной бодрой физиономией отставного пожарника и седыми усами.
– Он раньше боксером был, в легком весе, – прошептал Леня, – теперь, когда просыпается, в первую минуту ничего не понимает и зашибить может.
Тем временем Потапыч полностью очухался и спросил:
– Ленчик, не зашибил я тебя ненароком?
– Нет, Потапыч, я остерегся.
– А чего будил-то? Спросить чего хотел?
– Да вот, Потапыч. Погляди, женщина фотографию принесла, пилоцереус Пульпика вроде бы цветет.
Потапыч достал из кармана сломанные очки, склеенные изолентой, водрузил их на нос и уставился на карточку. Через минуту созерцания он изрек:
– Она, Пульпика! Я же ее, холеру, в личность знаю – это Гусева Василия Николаевича. Звал он меня смотреть, как она цветет.
– А когда это было? – высунулась Надежда.
Потапыч, неприятно изумленный, уставился на нее сквозь очки:
– Это что ж такое? Баба – в нашем клубе? Мать честная! До чего дожили! Вы что же, гражданочка, тоже кактусы разводите?
– Да нет, я так, спросить только… – стушевалась Надежда.
– А-а, – протянул Потапыч, – это ничего. Это можно. А я уж испугался – бабы кактусы начали разводить… Когда же у Василия Николаевича Пульпика окаянная цвела? Не то в мае. Не то в июне… Тогда как раз Танька, дочка моя непутевая, Гришку в дом привела…
– Замуж, что ли, вышла? – подтолкнул его Леня, увидев, что Потапыч глубоко и надолго задумался, и опасаясь, как бы он снова не заснул.
– Сам ты замуж вышел! Ты что, Леня, сдурел? Как это замуж за кобеля?
– За какого еще кобеля? Ты же сказал – Гришка…
– Ну дык что ж! Гришка – и есть кобель кавказской породы…
– С юга, что ли? С Кавказа? Лицо кавказской национальности?
– Ну ты даешь! Натуральный он кобель, кавказская овчарка! Гришкой – это я его обозвал, в память прежнего нашего секретаря обкомовского…
– Так в каком это году было, Потапыч? – Леня уже терял терпение.
– Дык аккурат пять лет будет в июне. Гришка тогда щенком был. Молоком поили, а сейчас такой здоровенный кобелина! Аккурат пятилеток!