* * *
Поезд неторопливо стучал на стрелках, посылая в ночь короткие гудки. Ни одной светящейся точки за окном.
Петер вспомнил Эрну. Сколько же лет прошло с того момента, как они расстались? Семь. Ровно семь лет. И уже больше пяти лет, как прервалась их переписка, Он постарался отогнать эти воспоминания. Они никак не соответствовали тому, для чего он сейчас ехал в Мюнхен — город своей юности.
Поезд с затемненными вагонами шел на юг через Лейпциг и Франкфурт, делая значительный крюк в сторону запада. В районе Эрфурта Петер видел зарево и слышал отдаленный гул. Тогда они остановились и простояли несколько часов. Вечером следующего дня, проезжая Нюрнберг, пассажиры наблюдали сплошную дымовую завесу над городом.
— Они летают над Германией, как у себя дома, — тихо сказал кто-то из коридорных курильщиков — Скоро проводникам останется объявлять только названия развалин: «Развалины Лейпцига, господа! Кому выходить у развалин Лейпцига, поторопитесь».
Только к утру двадцать седьмого января их паровоз, стравливая пар и давая короткие свистки, остановился у перрона мюнхенского вокзала. Петер вышел на знакомую площадь и увидел зенитные пушки. Целый ряд домов здесь был разрушен. Мимо, по талому снегу, который никто не убирал, прошел большой отряд добровольцев противовоздушной обороны. В основном это были женщины, пожилые мужчины и даже старики с седыми бородами и старомодными кайзеровскими усами. На головах у них красовались каски различного образца: пожарные с алюминиевым гребнем на макушке, полицейские из тонкой, крашенной в черный цвет жести, «шлемы гладиаторов» с увеличенной задней юбкой, прикрывавшей всю шею и частично плечи, конусообразные чехословацкие, круглые русские… В руках они несли ведра, мотки свернутых пожарных рукавов, лопаты.
Сразу с вокзала Петер поехал в Народный суд, где пожилой председатель по фамилии Бергмюллер представил ему его товарищей по судебной коллегии. Они действительно оказались молодыми людьми. Один — его звали Эрвин — так и рвался выказать свою преданность столичному судье, командированному самим президентом. Он заглядывал в глаза и не знал, как угодить. Второй, напротив, был замкнут и сдержан. Петер почему-то сразу решил, что этот парень с легкостью подпишет смертный приговор, причем именно потому, что будет убежден в его справедливости. Звали его Рейнхард.
— Кто назначен от адвокатуры? — спросил Петер.
— Артур Глориус Старая лиса, прекрасно знающая, что от него требуется, — сказал Эрвин. — Будете общаться с ним, приготовьтесь к выслушиванию латинских цитат и прочей дребедени. Недавно он защищал одного психа…