— Да.
Она не могла сказать, было ли это слово пониманием ее чувств или определением его собственных ощущений. Она не могла знать, чувствовал ли он то же самое по отношению к своему дому. А его мать, скучал ли он по ней? Она не могла спросить это, у нее не поворачивался язык.
— Ты был дома за все эти прошедшие годы?
Его молчание длилось долго; она подумала, что он не хочет отвечать.
— Нет. — Гавин вспомнил о Лесли и снова подумал, жива ли она. Человек, которого он послал на север сразу после своего прибытия в Шотландию, еще не вернулся.
По одному слову она почувствовала, что у него нет желания продолжать тему, и Риа больше не задавала вопросов.
— Мы уже у ворот замка, — спокойно произнесла она.
— Должен ли я покинуть тебя? — Он хотел сделать это только ради нее, но ей не удастся ускользнуть от него, несмотря на все предосторожности пожилой леди, стремящейся защитить интересы Лаоклейна Макамлейда.
— Нет, — ее голос прозвучал очень тихо. — Меня в любом случае будут спрашивать. А я не умею лгать. — Последнюю фразу она добавила с некоторой грустью.
Гавин улыбнулся ее тону:
— Я могу научить тебя, если хочешь.
Она взглянула на него, изучая надменное очертание его подбородка, прямую линию его носа, и удивлялась, как легко он научился хитрости. Неужели он так же легко научился быть бесчестным.
Его улыбка стала еще больше, когда она вместо ответа покачала головой.
— Очень хорошо. Тогда мы встретим их вместе.
Ворота открылись, позволив им проехать, и Риа снова покачала головой, на этот раз более строго.
— Думаю, не надо. Это может все ухудшить. Я увижусь со своей госпожой одна. Теперь мне довольно часто приходится с ней встречаться. — Она соскользнула со своего коня, бросив поводья груму, который торопился помочь ей.
Грум вздохнул. Она часто поступала так с ним, спешиваясь без помощи, заставляя его чувствовать, что он плохо справлялся со своими обязанностями.
Гавин тоже не успел соскочить с коня и помочь ей. Он чувствовал, что она торопилась оставить его. Она стояла и смотрела на него, на его лице ясно читалась симпатия ко всему тому, что он для нее представлял. Он испытал неприязнь против такого открытого проявления, понимая, что это чувство было обращено не на него теперешнего, а на мальчика, каким он некогда был. Ее доверчивость очень хорошо подойдет ему, в борьбе за Галлхиел не было места для рыцарства.
— Для меня теперь будет трудно поговорить с тобой, — сказала она ему. — Она будет строго следить за мной.
— Может, тебе удастся ускользнуть, чтобы снова покататься со мной, — предположил он.