Гавин стоял возле одного из высоких окон и смотрел на обнаженный зимний сад. Весной, когда здесь все расцветет, он рассчитывал быть далеко отсюда, вместе с Риа.
— Беринхард? — Тот же самый паж стоял и вежливо ожидал его ответа. — Лорд Олбани просит вас войти.
Олбани окружил себя роскошью, кругом висели дорогие гобелены и яркие ковры, стояла красивая серебряная посуда. Одежда регента в равной степени показывала и его богатство, и положение в обществе — ворот и рукава были оторочены горностаем, бархатный плащ был орехового цвета, костюм под ним - темно-коричневым. Войдя в комнату, Гавин незаметно и быстро оценил все.
— Беринхард. — Регент приветствовал его, не поклонившись.
Гавин коротко поклонился.
— Или, возможно, сэр Гавин теперь? Как вы хотите, чтобы вас называли?
Гавин задумался. Германский рыцарь. Шотландский выродок. Его губы криво усмехнулись. Он бы хотел иметь титул главы клана Макамлейдов, но он еще не был готов открыть это кому-нибудь.
— Как вам будет угодно, ваша светлость.
Олбани улыбнулся. Ему импонировал этот находчивый молодой человек.
— Очень дипломатично. — Хотя он понимал, что в этом ответе не было никакой дипломатии. В глазах молодого человека было видно уважение, но это было уважение одного человека к другому, как к равному. Не было ни намека на раболепие, ни указания на то, что урожденный шотландец, рыцарь признавал неравенство в положении между ними.
Гавин пожал плечами:
— Скорее реалистично, чем дипломатично, ваша светлость. У меня есть несколько вариантов, но один не лучше другого.
— Ты огорчен?
— Нет, но и не удовлетворен.
— Хорошо. — Олбани кивнул.
Он выглядел довольным, и Гавин удивлялся почему. Он принял приглашение сесть в кресло и подождал, пока не сядет его собеседник. Добрые полчаса они разговаривали о Германии и годах, проведенных там Гавином. Когда он отвечал на вопросы, которые очень напоминали вопросы, которые задавал Джеймс V, Гавин удивлялся, не проверяли ли его. Может, юный король и его регент подозревали шотландца, превратившегося в германского рыцаря? Или, возможно, предыдущий разговор был передан регенту шпионами и теперь регент действовал по собственной воле? Гавин ничего не мог сказать. Ничего нельзя было понять и по темным глазам и спокойному выражению лица человека, который правил Шотландией. Но это не имело значения. Ответы Гавина будут такими же, потому что они правдивы.
Наконец разговор коснулся момента возвращения в Шотландию.
— Ты доволен своим возвращением?
— Да, — честно ответил Гавин, — хотя эта часть Шотландии не воспринимается мною как дом.