Наконец он повернулся, чтобы пройти в замок вслед за Риа, приказав слуге найти Парлана и его людей и вернуть их.
Было уже довольно поздно, когда Лаоклейн смог поговорить с глазу на глаз со своим управляющим. После ужина все было убрано, Дара поднялась в спальню, и он кивнул Никейлу, чтобы тот остался за длинным дубовым столом, поверхность которого была исцарапана тысячами ножей. Как и все в Галлхиеле, стол был старинным. По жесту Лаоклейна слуга поставил перед ними два кубка с вином.
Лаоклейн не торопился начать разговор; лицо над белой кружевной рубашкой было серьезно.
— Юноша, что приходил вместе с Риа, — сын Лесли. И твой сын.
Никейла поразили его слова.
— Мне следовало давно забрать мальчика, — наконец произнес он. — Я не хотел, чтобы это оказалось правдой, не хотел, чтобы он был моим сыном. — Но он не мог сомневаться в словах Лаоклейна.
— Он твой, — уверенно заявил Лаоклейн. — И Лесли довольно долго занималась его воспитанием.
— Слишком долго, — мрачно произнес Никейл. — Без сомнения, он впитал яд вместе с молоком матери.
Лаоклейн поднял кубок и сделал большой глоток, прежде чем задумчиво ответить.
— Он кажется сильным подростком и смелым. Он был твердо намерен довести Риа до дома в целости и сохранности, независимо от того, с кем или чем ему пришлось бы столкнуться. Нет, Никейл, мне кажется, еще не слишком поздно, чтобы все исправить. Но он вряд ли будет нам благодарен за это.
Губы Никейла сжались в тонкую линию.
— Я не собираюсь искать благодарности. Я не заслужил ее, мне нужно оправдаться перед тобой за эти четырнадцать лет пренебрежения им.
Лаоклейн печально улыбнулся:
— Не надо судить себя слишком строго. Для любого не так легко было бы признать ребенка Лесли своим собственным.
— Мне не следовало любить ее, но она была самой прелестной девушкой, какую я когда-либо встречал.
Лаоклейн коротко хмыкнул:
— Ошибка, свойственная многим мужчинам. Будь благодарен судьбе, что находился в объятиях Лесли только одну ночь, а не всю жизнь, — он нахмурился. — Куда ты думаешь отправить мальчика? Если эта чертовка сможет добраться до него, толку не будет.
Никейл уже размышлял над этим.
— Что, если Франция?
— Да, — Лаоклейн неспешно кивнул. — Хорошая возможность. Союз еще существует, хоть Маргарита продолжает плести интриги против Олбани.
— Бедный Джеми перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что его вдова организует заговоры, чтобы взять в Англию его крошечного сына. Она заслуживает смерти как предательница, пока не воплотила все, о чем говорит.
Лаоклейн понимал эти суровые обвинения. Джеймсу V был всего год, когда не стало его отца. Хотя по воле мужа Маргарита Тюдор была назначена регентшей сына, верность и права были поставлены под подозрение. Год спустя Палата лордов назначила регентом герцога Олбани, и с тех пор Маргарита вовлекалась в бесконечные заговоры, стремясь установить контроль над своим сыном.