Так что звонок сотового телефона Калеб воспринял почти с облегчением. Он почувствовал, как у него учащенно забилось сердце, когда он узнал номер ресторанчика Антонии. Правда, смена Мэгги закончилась несколько часов назад, но все может быть…
— Хантер слушает.
— Кэл, это Реджина. — Голос ее звучал отрывисто, но он различил в нем тревожные нотки.
Он уже разворачивал джип в направлении ресторана.
— Что случилось?
— Собственно, ничего. Мы уже закрываемся, но один из наших постоянных клиентов немного перебрал.
Должно быть, скандал все-таки вышел нешуточный, отметил про себя Калеб. Реджину не так-то легко было напугать, да и Антония сама могла привести в чувство любого пьяницу.
— У тебя есть его ключи от машины?
— Забрала их у него первым делом, — заверила его Реджина.
— И что?
Конечно, Калеб был рад отвлечься от мрачных мыслей, но — будь он проклят! — работать водителем он не нанимался.
— Он швырнул их в меня, — сказала Реджина. — Разбил пару бутылок. Если бы ты мог заглянуть к нам…
— Уже еду.
— Дело в том… — С другого конца линии он явственно ощутил, что она колеблется. — Не хочу, чтобы ты думал, будто я драматизирую обстановку или паникую из-за пары разбитых бутылок. Просто ты должен знать этого человека…
Ее уклончивость лишь укрепила его подозрения в том, что стряслось нечто серьезное.
— И что?
— Это твой отец.
Его отец.
У Калеба противно засосало под ложечкой. Разумеется. Как сыну городского пьяницы ему следовало быть готовым к неприятностям такого рода.
Сколько раз шеф Миллер привозил отца домой после закрытия злачных заведений, прежде чем Калеб получил водительские права? И все равно эти ночи, сколь бы унизительными они ни были, оказывались лучше тех утренних часов, когда Барт Хантер вообще не показывался домой. Когда Калеб, сидя на уроке, невидящим взором смотрел в окно, надеясь, что Люси все-таки пошла в школу, и раздумывал, как же они будут жить дальше, если их папаша так и не вернется.
— Я уже еду к вам, — повторил он.
* * *
Барт Хантер высился в окружении ресторанных столиков, как пихта среди скал, — выбеленный солнцем, продубленный дождем и ветром, сохранявший вертикальное положение лишь в силу привычки и милости Божией.
Калеб ощутил, как в нем поднимается старое, давно знакомое чувство беспомощности, и едва сдержал готовое сорваться с языка ругательство.
— Хочешь выдвинуть обвинения? — обратился он к Реджине, которая выметала из-под стойки осколки стекла.
Густой, крепкий аромат вина сражался с сосновым запахом моющего средства, исходящего от ведра, стоявшего у ее ног. От этого запаха Калеба затошнило.