4
Румянцев застал Таню за чисткой оружия и загляделся на девушку. Какие необыкновенные у нее глаза, теплые, ищущие. И с ума сойти — до чего мила ее улыбка. Удивительная девушка. Разве можно не любить такую? И каким нужно быть самому, чтобы полюбила она, Таня?
Смазывая автомат, девушка лукаво поглядывала на него: какой он простой, хороший и все-таки немножко смешной. Любит он ее или не любит? Похоже, любит. А ни слова о своих чувствах, хоть и дружат они с Курской дуги. Как все странно складывается в жизни. Они дружили. Любила она другого. Леона Самохина. Яков — сама сдержанность. Леон — вихрь. Увлекся другой девушкой, ее подругой. Увлечение было случайным, кратковременным, давно забытым. А обида помнилась. Где он теперь, Леон? А Яков рядом и, конечно, любит Таню. В отношениях между ними невидимая стена, за которую Яков не смел даже заглядывать, хоть из озорства, что ли. Таня порой и сетовала, зачем он такой несмелый.
Девушка выбралась из окопа, и они уселись под буком. Бой к вечеру стих, и здесь, во втором эшелоне, было спокойно. Давно не приходилось им дружески разговаривать. Все бои да марши. А сейчас, когда можно наговориться досыта, они вдруг умолкли. Незаметно сгустились сумерки, вспыхнули первые звезды. Молча, как ребенок, Таня склонила на его плечо голову. Яков обнял девушку, и у него перехватило дыхание. Сжать бы ее, зацеловать. Будь что будет. А если вырвется и убежит?
Упала звездочка, оставив яркий след на темном небе. Упала и погасла. Таня встрепенулась.
— Яша! — прильнула она чуть сильнее. — Как хочется домой, Яша.
Поблизости грохнул снаряд. Они вздрогнули, и Таня отстранилась. А стихло — она встала.
— Будем отдыхать, Яша?
— Всю ночь просидел бы...
— Все же пора.
Опьяненный невольной лаской, Яков глядел в небо, и звезды казались ему необыкновенно яркими. Захотелось перецеловать их все сразу. Неужели Таня полюбит его? Неужели возможно их счастье? И вдруг нежданная мысль, как темное облако, заслонила небо и звезды. А как же Леон? Он же любит Таню, и она его любит. Все так запутанно.
Как-то непроизвольно он стал думать о Леоне, о дружбе с ним. Есть в ней что-то чистое, непобедимо торжествующее, что возвышает человека. Дружат они с первого дня, как встретились в военном училище, а спорят со второго. Леон любит блеснуть, Якову по душе успех, достигнутый тихо и незаметно. Учились они в одном учебном взводе, служили в одной роте и потом поочередно командовали ею. Даже полюбили одну и ту же девушку. В полк пришли юнцами, а теперь у обоих серьезная закалка: с самого Курска в наступлении. По три ордена у каждого, а за форсирование Днепра Яков стал Героем Советского Союза. Леон же тогда увлекся, потерял ключевую высоту, не доложил вовремя, был снят и понижен. А роту, которой командовал, сдал Якову. Много было пережито, много перечувствовано. В том бою Леон был ранен, лежал в госпитале, а по выздоровлении его направили в армейскую разведку, и они давно не виделись.