— Да, жив и командует дивизией в нашей армии.
— Что вы говорите? — изумился Жаров. — Кто же этот самодур, товарищ генерал, если не тайна, конечно?
— К сожалению, это... я сам.
Андрей вскочил, как ужаленный.
— Простите, товарищ генерал!
— Сидите, сидите, чего не бывает...
Жаров растерялся. Ох и влип! Поглядывая на него, Забруцкий откровенно наслаждался этой сценой.
— Однако вы тоже, батенька мой, выкинули штуку, — сокрушенно вздохнул Виногоров.
— Не понимаю, товарищ генерал? — опять вскочил Жаров.
— Да сидите вы, — усмехнулся комдив. — Только вы не на второй, а на третий этаж махнули и еще не спустились.
Лицо Жарова мигом вспыхнуло.
— Не догадываетесь?
— Никак нет, товарищ генерал.
— А пельмени, помните?
Жаров посмотрел на Забруцкого, но тот как ни в чем не бывало уставился в потолок. Весь его вид как бы говорил: «Сам натворил, сам и расхлебывай, а я ни при чем».
— Я не против пельменей, сам люблю их, — продолжал между тем генерал, — но что получается? Выполняя ваш приказ, десятки бойцов только и знают, что месят пельмени. А разве до того сейчас?
— Виноват, товарищ генерал, погорячился.
— Сами видите, нехорошо въезжать верхом на третий этаж.
— Первый и последний раз.
— Мне и хотелось, чтобы вы понимали, как важно всегда и во всем чувство меры... Присмотрелись ли вы к Березину? Он только что был вашим начальником, теперь подчиненный. Говорите, нравится. Хорошо. Ах, тонок и порой не сговорчив? Не беда. Война застала его за последним экзаменом на философском факультете, и Березин начал ее рядовым ополченцем. Москву защищал. Потом Волга, Курск. Дважды ранен. Воюя, пишет книгу «С великой миссией». О ратном подвиге наших войск.
— Я очень ценю его.
— Вот и славно.
Подписав и вручив документы Жарову, генерал встал и по-отцовски расцеловал командира:
— Счастливого пути!..
4
К утру пурга не стихла. Опять ни земли, ни неба! Белая тьма и сугробы по пояс. Орудия и танки приходится пока оставить. Облегченные подразделения выстроены у повозок. Разведчики посажены на коней. До самой реки выставлены люди с фонарями. На их сигнальный свет с минуты на минуту тронутся в путь боевые колонны.
Максим Якорев еще и еще оглядел свой взвод. С разведчиками беседовал Березин. Темные силуэты воинов в развевающихся на ветру плащ-палатках похожи на былинных героев. Со многими из них Максим наступал от Москвы до Киева. Как изменились все! Они и не они. Есть отчего измениться — вон сколько пройдено, и все с боями. О чем сейчас думают его разведчики? Ну, хоть вон тот, самый щуплый, Семен Зубец, с которым вечно что-нибудь случается? Или тот, рядом, снайпер Глеб Соколов, очень любящий острое меткое слово? О чем бы ни думали они, Максим во всем может на них положиться, разве кроме Сахнова только. За ним гляди и гляди. Как с ним поступить все-таки? Ведь было же, он чуть не погубил Максима. Ходили однажды в поиск: Максим попал к Сахнову, в группу обеспечения, когда прикрывали отход разведчиков, ранило сильно. Ну и остался на вражеском берегу. Разведчиками тогда Пашин командовал. Ладно, хватился быстро. Одного послал вынести раненого — погиб. Другого — тоже погиб. Тогда пополз сам и вынес Максима. Геройский был командир. Жаль, погиб потом. С тех пор совсем потускнел Сахнов. Максим бы давно его отчислил — пусть воюет в другом месте, да замполит против. Сахнов, говорит, ползком живет, поставь его на ноги. Максим и обещал — взять на буксир. А честно признаться, душа все-таки не лежит к нему, рассуждал про себя молодой командир, вслушиваясь в заключительные слова замполита.