– Дорогой, а может быть, еще не все потеряно? Где двое деток, там и третий уместится…
Он вскочил и даже рукой меня отодвинул.
– С ума сошла! – говорит он испуганно. – Разыгрываешь ты меня, что ли?
– Почему разыгрываю? – удивляюсь я. – Я тебя люблю, всю жизнь, двадцать шесть лет с копейками, люблю, при чем тут розыгрыш?
– Какая любовь? – бормочет он и покрывается испариной. – Какие детки?
Ага! Наконец-то! Услышал меня!
– Феличка, – говорю я (а кофточку все не застегиваю, смотри, смотри, сволочь, у меня грудь – четвертый номер, а форма, как у кинозвезды! Забыл, наверное? Я тебе напомню!), – Феличка, мне только одно нужно: адрес детского дома или – как его? – приюта. Скажи адрес.
Он опустился на стул и смотрит на меня с ужасом. Конечно, решил, что я сошла с ума: откуда ему догадаться, что я все знаю?
– Феличка! – Я прижалась к его лицу сосками (надушены «Шанелью № 5», взяла у Нюры, полфлакона вылила!). – Ведь не все еще потеряно, правда? Я ни на что не сержусь, только адрес! Адрес, и объясни, почему ты так поступил? Тебе разве не жалко меня было? А ребенка? Сыночка нашего?
Я думала, он разрыдается и все скажет, потому что истеричный, мужчина ведь. Но он не разрыдался, а наоборот, встал со своего стула, крепко взял меня за руки, словно мы с ним танцевать собираемся, отодвинул меня на шаг и говорит:
– Наташа, у тебя какая-то фантазия. Я ничего не понимаю. Что за ребенок? Какой приют?
Слава Богу, что я сдержалась! Не закричала, не выплюнула ему все в лицо! Тайну свою, нашу с сыном тайну не выдала! Высвободила руки, положила их ему на плечи, головой прижалась к его плечу. Странно – ничего! А ведь как на меня раньше действовало! Короткое замыкание! Он меня осторожно обнял, словно боялся обжечься, жалостливо погладил по голове. Тогда я прижалась крепче, оплелась вокруг него, раскрыла губы и раскрытыми губами плюс языком – не целуя – провела по его горлу.
Реагирует или нет? С ума я схожу, что я делаю…
Он замер. Напрягся! Ответил на мой поцелуй. Испуганно, но ответил. Чмокнул меня в щеку. Я закрыла глаза, вернее, сделала вид, что закрыла, а сама из-под ресниц вижу, как он бледнеет. Нет, это никакие не эмоции, ему просто не по себе.
– Милый, – говорю я ему, – это была наша единственная ошибка, единственная. Дети. Люди детьми связываются, а мы – развязались.
Тут он опять отпрянул от меня.
– Наташа, тебе надо проконсультироваться с доктором. Что-то тебя тревожит, я чувствую.
(Ты чувствуешь! А я чувствую, что тебе наплевать на меня, и ты рад-радешенек убежать и бросить меня здесь «не-про-консуль-тиро-ван-ную»! Но я тебя обманула. Ты не понял. Ни про приют, ни про детей – ты ничего не понял!)