Вид, открывавшийся из окон, по крайней мере с позиции Эбботта, ограничивался облаками. Мужчина повернул колесо в сторону, затем в другую, толкнул один рычаг вверх, а второй круговым движением отвел практически горизонтально.
— Хорошая поездка! — крикнул Эбботт, стараясь, чтобы его услышали из-за шума.
— Угу, — прозвучал ответ.
— А он… он сейчас не управляется?
— Кто?
— Поезд, — разъяснил Пол, ухмыльнувшись такой непонятливости.
— А, поезд…
Машинист неожиданно повернул одно из колес с почти балетным изяществом, двинул вверх рычаг и шлепнул по ободу, максимально увеличив скорость вращения. Затем он крутанул другое колесо в противоположном направлении. Поезд пьяно содрогнулся, и Эбботта вышвырнуло из угла.
— Нет, я бы сказал, что сейчас у меня все под контролем.
Теперь Пол увидел, что мужчина даже не смотрит в окна. Казалось, он пристально изучает стенку топки перед собой.
— А куда ты направляешься? — спросил Эбботт, разглядывая кабину.
— Куда угодно. И никуда. Просто путешествую. Пол кивнул:
— Я имею в виду, где я смогу сойти?
— Сойти? — Машинист засмеялся. — Ну, ты можешь сойти когда и где захочешь. — Он потянул за перевитый узлами канат, и свисток издал пронзительный визг. — Мне как-то все равно.
— Но где ты остановишься?
Машинист резко вертанул колесо вправо, со скрипом перевел в сторону рычаг, после чего буркнул:
— Я не останавливаюсь.
— Ты не останавливаешься?
— Я так и сказал.
Созерцая спину машиниста, Эбботт спросил:
— Ты же не огибаешь препятствия? Ты их сбиваешь.
Человек открыл прямоугольную металлическую дверцу, выставив на обозрение рдеющее горнило топки. Он залез в большую бочку, стоящую рядом с ним, выловил там пригоршню чего-то, похожего на пустые полиэтиленовые пакеты, и бросил их в пламя. Огонь разбушевался с новой яростью, машинист захлопнул дверь и снова взялся за штурвал.
Поняв, что не дождется ответа на предыдущий вопрос — хотя мужчина мог его просто не услышать из-за шума, — Эбботт решил продолжить беседу:
— А что это за топливо?
Машинист повернулся к нему и улыбнулся:
— Сны.
На его лице играла смесь печали и нежности, самоуверенности и униженности, но под всем этим таилось что-то темное. Мужчина выглядел лет на шестьдесят пять — семьдесят. Круглое лицо обрамляли седые бакенбарды, доходившие до подбородка; над переносицей пересекалась пара глубоких морщин. Глаза были полуприкрыты, словно Эбботт глядел на фотографию, сделанную, когда человек моргал.
— Сны. — Пол повторил это слово без малейшего сомнения. Если человек говорит, что топливом служат сны, значит, так оно и есть. Эбботт не понимал, как это может быть, но раз машинист сказал — надо принять на слово. Пол почувствовал, что этот мужчина может поведать ему о многом или даже попросить о чем-нибудь и эту просьбу надо будет выполнить беспрекословно.