Только заново переиначивает
память-сводня
душу мою
и в лицо твое заворачивает
мое сердце, как в простыню.
Да! – Я ложью себя не унижу.
Да! – Хотел бы тебя вернуть.
Я теперь много больше вижу
глазами, плакавшими вовнутрь.
Я ведь помню тебя не миленькой
недотрогою в белом шарфе,
не женою в квартире маленькой,
где полы до смешного шатки.
Не вышептываюшей губами,
когда голос любви иссяк,
а разбитою женщиной,
с волосами,
нервно собранными в кулак.
Отдираю тебя…
Легче кожу! —
слишком присох к тебе.
Впрочем,
ты, наверно, несчастна тоже,
раз звонишь в середине ночи.
Давит плечи чугун утраты!
Только разве словами сказать?!
Больно.
В сердце моем распяты
любимой плачущие глаза.
1985
Лед на губах. В глазах.
Во все углы
вмерз лед. Чтоб не упасть – ни шагу.
Ты вышла из любви, как из игры
выходят иногда,
забросив шайбу.
Сегодня праздник льда в моей судьбе.
Проиграна любовь,
ты взмыла круто.
А я еще остался в ней сидеть,
словно наказанный на две минуты…
1985
Сегодня я понял, что тебя я люблю.
Это было как молния,
режущая ночами.
Словно ты падаешь, а я ловлю…
Но этого не было.
И мы молчали.
А было то, что, в халате стоя,
ты как будто от холода сжалась.
Я ж свои поцелуи глотал запоем,
чтоб, не дай бог,
тебе не досталось.
И как сам я себе изменял,
до сих пор еще поражаюсь,
но хлестала она меня —
босоногая эта жалость.
Может, это бы и забылось,
но уж так повелось меж людьми:
каждый!
хочет!
любви!
ненавидя в любви слово «милость».
Но входит оно любящей свекровью,
не давая побыть вдвоем.
И то, что в себе мы зовем любовью,
мы жестокостью в других зовем.
Ну а может быть, все и не так было,
не с такой уж щемящей тоской.
Только долго меня словами знобило:
«А я думала, ты не такой…»
А снилось,
ты падаешь,
а я – ловлю.
Или вместе с обрыва срываемся…
Сегодня я понял,
что тебя я люблю.
Сегодня я понял,
что мы прощаемся.
1985
Банально о самом банальном
Я знал, что больше женщин не увижу,
когда вошел на миг в глаза твои.
И сон пришел —
глухой и неподвижный,
когда за мной захлопнулись они.
Я жил тобой,
вместить пытаясь в строки
случайный поцелуй, связавший нас.
И не искал,
от счастья одинокий,
я выхода из этих долгих глаз.
Но я не знал,
как гибельны подушки
для чувства, что насущным хлебом стало.
Лишь наше сердце билось в наши души.
Я вскакивал,
а ты во сне стонала…
Проснись скорей —
мы будущее губим!
Верни меня.
Я в память ухожу.
Ведь я же на лице своем не губы,
а тот – потрескавшийся
поцелуй ношу.
1985
Забыт я,
но, словно окалину,
меня нельзя стереть рукой.
Пусть даже я умру когда-нибудь —
такой – до одури живой.
Пусть солнце сгинет в серой вечности —
для всех моя любовь взойдет!
Лишь если вымрет человечество,