шпили башен, проткнув небосклон,
пусть пока лишь песочных,
нестрашно,
пусть пока лишь воздушных,
неважно,
это только сейчас, а потом…
А потом набежали мамаши,
по домам увели их силком —
по развалинам замков,
ставших
снова серым —
обычным песком…
1983
Понимаю припадками детства —
жизнь открытьями глубока —
вровень с улицей по соседству,
как увидел в семь лет с чердака.
И на пятки звезда наступает
только с той высотой пополам
и тебя по ночам распинает
на оконном кресте твоих рам.
Вот твой час —
когда, вспыхнув, сознание
видит будущее.
И ломко
он решает судьбу:
прозябание
или – вечно – за истиной гонка.
Этих взрослых звезд прорастание
в неуемных глазах ребенка…
Королев, Циолковский… В стремени
удержаться дано лишь им…
Обезличивание – лишь форма времени,
проходящего по остальным.
Человеки ли, дубликаты?..
Только в каждом Вселенная мается.
Это взрослые виноваты
в том,
что детство кончается…
1984
Когда каюк мне
как поэту
придет,
поставлю на утробу.
Глупее нет – стоять у гроба,
когда в нем ни фитюльки нету.
Я знаю, это будет ночью, —
поэты ночью видят лучше, —
когда сгущается до точки
вся жизнь под ногтем авторучки.
И вот – его теряя имя
и примеряя мир иной,
смеяться буду над другими,
как будто плача над собой…
А днем,
наевшись цитрамона,
всю писанину – под кровать!
И обалдело-просветленным
пойти с сынишкой погулять…
И там —
в какой-нибудь аллее
тех – работящих пожалеть,
кто чувства лучшие пропели,
но не успели
умереть…
1986
Я – случай из восьмого «Д»,
и без «дозы» вам со мной не справиться…
Я живу в воображении людей
или в памяти, какая разница…
Мне снится сон – навязчивый и жуткий,
привычен, впрочем, он для наркомана:
меня с ладони кормит проститутка,
а я ей говорю: «Мне скучно, мама…»
А за окном, как в кадре негатива,
мои года, темнея на заре,
как лебеди, качаются пугливо
и машут крыльями календарей.
И надевая белые халаты,
мы трем бензином стекла целый день,
мы знаем, это птицы виноваты…
смывая молча белых лебедей…
А я ей говорю: «Мне скучно, грустно…»
И вспоминаю школу, класс и долго
я не могу попасть указкой узкой,
хоть и нашел на карте, в реку Волгу.
А наяву я сплю, мне не до шутки.
Проходит день – как все – обыкновенный.
Потом и сон – навязчивый и жуткий…
Она никак попасть не может в вену…
1984
Из России, из волжской сторонки,
его гений могучий гремел,
опрокидывая галерки,
подминая парижский партер.
И по миру уже разметался
этот голос – поющих полей.
Ну а он бушевал и скитался,
еще славе не чуждый своей.
Словно рвался от правды земли,
русской удалью мир восхищая…
Вот лишь рампы слепящей огни
от Парижа его отделяют.
Но гудит, содрогается он,