А в отдаленье, за крышами площади, видел я брандмауэры — нагие торцовые стены предместья. Они карабкались один на другой и росли изумленные и остолбеневшие от ужаса. Далекий стылый красноватый отблеск красил их поздними красками.
Мы в тот день не обедали, потому что огонь на кухне возвращался в дом клубами дыма. В комнатах было холодно и пахло ветром. Днем, часа в два, в предместье вспыхнул пожар и стал быстро распространяться. Мать с Аделей начали увязывать постель, шубы и ценности.
Пришла ночь. Вихрь укрепился в силе и стремительности, непомерно разросся и объял пространство. Теперь он уже не заглядывал в дома и на чердаки, но построил над городом многоэтажный многократный простор, черный лабиринт, выраставший нескончаемыми ярусами. Из лабиринта этого он выбрасывал многие галереи помещений, выводил громом флигели и переходы, с гулом раскатывал долгие анфилады, а затем позволял вымышленным этажам, сводам и казематам обрушиться и взметывался еще выше, вдохновенно творя бесформенную беспредельность.
Комната слегка вздрагивала, картины на стенах дребезжали. Стекла лоснились жирным отсветом лампы. Гардины на окне пребывали вздутыми и полными дыхания бурной ночи. Мы вдруг вспомнили, что отца с утра никто не видел. Вероятно, на заре, сообразили мы, он ушел в лавку, где его и застала буря, отрезав дорогу домой.
— Он целый день ничего не ел, — сокрушалась мать. Старший приказчик Теодор вызвался отправиться в ночь и непогоду, дабы отнести отцу поесть. Брат мой к этой экспедиции присоединился.
Укутанные в большие медвежьи шубы, они отяготили карманы утюгами и ступками — балластом, каковой должен был не дать ветру унести обоих.
Двери, ведущие в ночь, осторожно отворили. Едва приказчик и брат мой во вздувшихся пальто ступили в темноту, ночь поглотила их тут же на пороге. Страшный ветер вмиг уничтожил следы. В окно не видать было даже маленького прихваченного ушедшими фонаря.
Поглотив обоих, ветер на какое-то мгновение приутих. Аделя с матерью пытались снова растопить плиту. Спички гасли, дверка выдыхала тепло и копоть. Мы стояли у дверей и вслушивались. В причитаниях ветра можно было различить разные голоса, мольбу, оклики и разговоры.
То нам казалось, что мы слышим крики о помощи заблудившегося в буре отца, то — беззаботную болтовню брата с Теодором за дверьми. Впечатление было столь явственным, что Аделя отворила двери и на самом деле увидела Теодора и брата моего, с трудом выбиравшихся из бури, в которой оба увязли по самые подмышки.
Они вошли в прихожую, тяжело дыша и с трудом затворяя за собой дверь. Какое-то время им пришлось подпирать ее створки, так сильно ветер штурмовал вход. Наконец они задвинули засов, и вихорь помчал дальше.