— Пап, а мама… это правда? — прошептала я.
— Да, — сухо ответил он.
В груди разлилась непонятная горечь. Полгода я не получала от матери писем и весточек. Помню, первые месяцы я безумно беспокоилась о ней, плакала по ночам, а потом… Боль стала не такой острой, притупилась, а вот теперь…
Я всхлипнула.
— Ну-ну, — отец погладил меня по голове, и на этот раз я не отстранилась.
* * *
— Лиз!!!! — заорала Стефа и кинулась ко мне. — Ты где была?!! Мы тебя два часа искали по всей площади!!
Подруга осеклась, увидев мое заплаканное лицо с запекшейся на губах и подбородке кровью, а потом как-то неуверенно сказала:
— Лиз…
— Все в порядке, — через силу улыбнулась я. — О, черт…
На крыльцо уже выскочил Шейрон и с мрачной физиономией направлялся к нам.
— Ты же мне расскажешь? — неуверенно спросила Стефа.
Я с тоской на нее поглядела и молча кивнула.
— Где ты была?! — рявкнул Шейрон и грубо схватил меня за плечи.
Это было так похоже на то, когда отец меня ударил… Поэтому я в ужасе отшатнулась, а руки машинально прикрыли лицо.
— Эльза… — его руки мгновенно ослабли и он удивленно на меня поглядел:- Что такое?
Потом его взгляд наткнулся на наливающиеся синяки на запястьях, потом медленно посмотрел на мое лицо, где так же виднелся синяк. Его брови сурово сдвинулись, а в глазах полыхнула ярость.
— Кто это сделал? — в его тоне было столько холода, что я невольно поежилась и неожиданно поняла, что когда Шейрон злиться, то становиться удивительно похожим на моего отца.
Из дома вышла Лара и поспешила к нам.
— Я же говорила, что с ней ничего не… — она осеклась, глянув на меня.
Шейрон мягко взял меня за подбородок и заглянул в глаза:
— Кто это сделал? Они не… — его голос дрогнул.
— Нет, — я отпихнула его, взяла Стефу за руку и потянула к дому.
— Почему ты плакала? — спросила она, когда я закрыла дверь в комнату.
— Моя мать… умерла, — тихо сказала я, сил на то чтобы вновь плакать уже не было.
Подруга замерла, не зная что сказать.
— А кто тебе ска…
— Мой отец, — коротко сказала я.
— А… синяки и… нос? — неловко спросила она.
— Я не хочу об это говорить, — твердо сказала я и направилась в ванну.
Лучший выход из такого тоскливого состояния, это хорошая встряска. А боль… боль притупиться. Всегда притуплялась.
«А если нет?» — спросил внутренний голос.
«Тогда почему же я простила отца?»
* * *
За завтраком Шейрон был каким-то мрачным и угрюмым. Я незаметно махнула рукой и его любимый чай превратился в лед. Но гневного вскрика не последовало, хотя я очень на это надеялась. Он лишь провел ладонью над чашкой и жидкость вновь стала горячей.