Они кивнули. Желваки на истощенном бессонными ночами лице Кости ходили ходуном.
— Митя в Москву не приехал? — спросил он.
— Хозяин решил, что на этот раз пусть посидит дома. В прокуратуре им с того раза интересуются… Что, уже соскучился?
Костя не ответил.
— Жалко машину ментам оставлять, — сказал Балабон.
— Мне ваша жизнь дороже, — срезал Канищев. — И своя тоже.
Он посмотрел на часы.
— Тебе пора, — сказал он Косте. — Ну будь… И не терзайся понапрасну. Этот жлоб стольких обманул! Собрал с них бабки под большие проценты и не отдает. Такие у нас неподсудны. А вот нужную сумму за заказ, видишь, сразу нашел…
— Классный взрыв получился, — ни с того ни с сего сказал Балабон. — Салют наций. По ящику не видел? — спросил он Костю. — Я даже на видак записал.
Костя ему не ответил. Молча выбрался из машины и отправился, не оглядываясь, к соседнему дому. Там, на чердаке, уже лежала надежно припрятанная винтовка с глушителем и оптическим прицелом.
— Не трогай его, — вполголоса сказал Канищев. — Ему не до тебя. Понимаешь?
— А что он, в натуре, лучше всех, да? Я ещё должен на него работать?
— Каморину это скажи… — пожал плечами Канищев. — Он его бережёт. Классный стрелок. И брат у него — как две капли. Для алиби и последующей отмазки.
— Каморину скажешь, — пробормотал Балабон. — Михрюта сказал — и пулю схлопотал.
— Вот и помолчи, — сказал Канищев. — И чтобы знал: мне малого жалко. Почти как себя — тоже как последний дуролом к Павлу Романовичу попал.
Пирожников подъехал к назначенному часу, минута в минуту. Канищев, выйдя из арки двора — ни дать ни взять заждавшийся хозяина водила, разминающий ноги, — заметил, как вдруг выросла очередь за горячими чебуреками и подогретым пивом — крепкие парни, и все в одинаково коротких дубленках…
Грубо работают, подумал он, садясь обратно в машину. При желании кому надо — все увидят… Теперь оставалось следить за маневрами Балабона. Пока тот все делал грамотно. Завернул во двор с другой стороны, как если бы просто шел мимо по улице. И как если бы не имел никакого отношения к стоявшим во дворе машинам.
Пирожников увидел его не сразу. А увидев, спохватился, бросившись навстречу… Ну вот, теперь, наверно, вся пивная очередь разбежалась, подумал Канищев, усмехнувшись. Хоть бы дали допить. В руках Балабон, как договаривались, держал свернутую в трубку газету, а сам был в лыжной шапочке и темных — для понта — очках. Так вполне мог бы зайти с улицы кто угодно. А вот дальше, конечно, должен последовать пароль…
Балабон не брал в руки кейс до последнего. Артист, подумал Канищев, глядя, как тот пожимает плечами. Тем внезапней все потом произошло.